В храме Солнца деревья золотые
Шрифт:
Так, дурачась и хохоча, они подошли к машине Марата.
— Тебя подвезти?
— Нет, — решительно отказалась Ангелина Львовна. — Я лучше на метро. В прошлый раз мы попали в такую «пробку»…
— Это не моя вина, — оправдывался он. — Я старался. Виноваты урбанизация и гигантомания. Города превращаются в технических монстров, которые пожирают не только чистый воздух, воду и здоровье граждан, но и время. Здорово я придумал?
— Здорово, здорово. Растешь, Калитин. Ладно, я побежала. Пока…
По дороге к подземке она обернулась и помахала ему рукой в белой пуховой варежке.
У входа в офис Ангелину Львовну поджидал Самойленко. Он курил.
— Позвонила твоя пациентка, сказала, что не придет.
— Почему?
— Откуда я знаю? Говорит, заболела. В городе эпидемия гриппа, да будет тебе известно.
Закревская знала про эпидемию. В транспорте люди чихали, кашляли и в ужасе шарахались друг от друга. В магазинах пахло хлоркой, а продавцы стояли за прилавками в масках, которые народ метко прозвал «намордниками».
— Олег! Немедленно приобрети себе «намордник»! — хихикнула она, закрывая
— Что?…
Самойленко так и застыл с открытым ртом, машинально бросив в пепельницу недокуренную сигарету.
Закревская включила кофеварку, уселась за стол и достала из сумочки сложенные вчетверо листы с литературными опытами Марата Калитина. Они заинтересовали ее не только с медицинской точки зрения…
…Я понял, что в Теночтитлане мне более делать нечего. Все, что я мог, я узнал. Бедная Шиктони! Кажется, она искренне полюбила меня. Хотя… у них все так пропитано притворством, что надеяться на чистоту чувств смешно. Она поплачет немного и успокоится. А мне следует изменить район моих поисков.
Я заранее предполагал, что всю тайну не может знать кто-то один. Прошло довольно много времени. Они должны были вести себя с величайшими предосторожностями. И они разделили тайну на фрагменты, которые трудно связать друг с другом. Так ее можно до — верить нескольким лицам и чувствовать себя в относительной безопасности. Полного спокойствия все равно не будет. Потому что пока существуют те, кто прячет, будут существовать те, кто ищет.
Сложность хранения их тайны заключается еще и в том, что она слишком важна. Если ею владеет только один, то как быть в случае его смерти? Вдруг хранителя настигнет непредвиденная кончина, и произойдет это в обстоятельствах, когда некому будет передать знание? Последствия могут оказаться катастрофическими. С другой стороны то, что знают двое, уже не является надежно защищенным. Ну, а о троих и говорить нечего. Именно поэтому они изобрели такую сложную систему сокрытия.
Итак, ацтеки владели фрагментом, который стал почти ясен для меня. Увы! Они слишком плохо летают, и золота у них меньше, чем следовало ожидать. Они — хранители косвенных данных. А меня интересует главное.
Я понял, куда мне нужно теперь направиться. Осталось придумать более-менее достоверную причину, по которой я мог бы покинуть Теночтитлан. Мое исчезновение не должно вызвать никаких толков и поводов для объявления розыска. Следовательно…
План отъезда давно сложился у меня в голове. Всему виной я объявлю нашу с Миктони интимную связь. Она испугается, а всем остальным станет ясно, почему я скрылся не только из города, но и из страны. Еще бы! Возможная месть ее мужа, гордого правителя, привела меня в неописуемый ужас, и я бежал, не чуя под собой ног. Меня вполне устраивала такая версия.
Миктони, скорее всего, не пострадает. В мое отсутствие установить ее вину будет невозможно. На нее падут ничем не подтвержденные подозрения, а этого слишком мало, чтобы расправиться с женщиной столь знатного рода. В конце концов, почему меня должны волновать ее взаимоотношения с мужем и родственниками? Они сами породили свои обычаи. Не я их создавал.
На следующий день я взялся за осуществление своего замысла…
Все сошло гладко. Через одного из слуг Миктони я назначил встречу дворцовому управителю. Он был главным осведомителем ее мужа, человеком крайне подозрительным и жестоким. Мучимый любопытством, он явился на площадь перед храмом Уицилопочтли. Я ожидал его там, переодетый до неузнаваемости.
Люди толпились у храма в преддверии начала «солнечной мистерии». Огромный золотой диск на вершине святилища был накрыт прозрачной, развевающейся на ветру тканью. Вдоль лестницы выстроились пышно разодетые для церемонии жрецы. В углу площади жались друг к другу предназначенные в жертву пленники, бледные и дрожащие.
Я не торопился. Хотел удостовериться, что шпион, как и было у словлено, явился один. Управитель нервно оглядывался, надеясь рассмотреть меня в толпе. Напрасно. Я двинулся вместе с паломниками и жителями города, приносящими щедрые дары к подножию храма. Многие из них в экстазе вспарывали свою плоть острыми шипами растения магу эй, окропляя кровью ступени храма и свои подношения. Жрецы распевали ритуальные гимны, толпа быстро прибывала…
Подобравшись почти вплотную к управителю, я шепотом поведал ему о коварной измене Миктони, предложив выследить ее и любовника завтра вечером. Я также сказал ему, где можно будет застать нечестивцев, позорящих честь славного рода.
Управитель пытался повернуться, но толпа так плотно сжала его со всех сторон, что он едва шевелил головой. Я же, закончив свою речь, начал проталкиваться к ступеням храма, дабы возложить принесенные дары. Никто не заметил моего маневра, естественно вписавшегося в церемонию. Я исчез, растворился среди сотен таких же, как я, и по истечении некоторого времени покинул площадь…
Наступила очередь Миктони. Мне без труда удалось убедить ее, что мы раскрыты.
— Как же так? — рыдала она. — Что с нами будет?
Она была прекрасна в своем горе! Я почти сожалел о нашей разлуке. Но… близость к тай —
— Кто-то следил за тобой, — сказал я. — Мне придется бежать из Теночтитлана.
— О боги! Нет… Может быть, это неправда? Ведь мы были очень осторожны…
— Я тоже не хотел верить. Завтра на месте наших встреч… нас будут поджидать.
— Кто?
Она ломала руки, слезы потоками бежали по ее лицу.
— Не знаю. Наверное, стража твоего супруга…
Назавтра, когда солнце почти опустилось, оставив на небе свой малиновый шлейф, я привел ее к месту наших свиданий. Только в этот раз мы наблюдали со стороны.
— Тише… — шепнул я Миктони. — Молчи, что бы ты ни увидела.
Дворцовый сад быстро погружался в темноту. В назначенный час несколько теней скользнули к потайной двери, которой мы пользовались.
— Это воины, — еле слышно сказал я. — Видишь? У них в руках боевые топоры.
Она дрожала, не в силах говорить.
«Тени» спрятались у входа, явно кого-то подкарауливая. С ними была одна фигура, закутанная в светлый плащ. «Управитель! — подумал я. — Разумеется, он пожелал лично убедиться. Речь все-таки идет о знатной принцессе, а не о простой горожанке. Тут ошибка может стоить головы».
Миктони прижалась ко мне, вздрагивая всем телом. Она больше не плакала.
— Беги! — прошептала она мне в ухо. — Беги сегодня же, сейчас же!
В высокой траве звенели цикады. На темное небо взошла бледная, тревожная луна…
Глава 16
Группа Ильи Вересова спустилась к своему первому лагерю, устроенному на покрытой снегом скальной площадке. Здесь было гораздо просторнее. Землетрясение почти не задело этот участок; во всяком случае, оставленные палатки и продукты оказались на месте.
— Черт! Ну и снега навалило! — возмущался Потапенко.
Аксельрод находился в дурном расположении духа. Видимо, сказались пережитые потрясения — найденный и впоследствии исчезнувший труп, камнепад, сбитая камнем каска.
— Прекрати чертыхаться, — сердито сказал он Толику. — Мало тебе неприятностей? Нечего черта поминать. И так накликали…
Потапенко, добродушный увалень, не обиделся.
— Да брось ты, Санек, все уже позади, расслабься.
Илья, слушая их ленивую перепалку, размышлял. Тренировочный поход оказался неожиданно сложным, полным опасных и неприятных происшествий. Чего стоит хотя бы свалившийся в лагерь мертвый альпинист? Жуть… То-то молодые ребята приуныли. И куда только гонор девался?
Пока готовили на примусе горячий ужин, Гоша и Кострома угрюмо молчали.
— Ну, чего носы повесили, молодежь? — пошутил Вересов. — Жизнь скалолаза богата приключениями. Будет что девушкам рассказать.
— Да уж… — буркнул Гоша Марков, не поднимая глаз. — От таких рассказов ночью не уснешь.
— Зато интересно, — не сдавался Илья.
Он старался разрядить обстановку, внести в нее то дружеское веселье, которое после спуска с ледника испарилось. Аксельрод видел его усилия и пришел на помощь.
— Толик, а Толик? — со скрытым подвохом спросил он. — Ты свою коллекцию пополнять собираешься?
— Ну? — не понял Потапенко. — Ты мне хочешь что-то предложить?
— Ага. Тут у нас в группе новички есть. Ребята, вы хотите помочь Толику?
— А че надо? — сонно поинтересовался Кострома.
— Рога нужны!
— Чего?
— У вас девушки есть? — вместо ответа продолжал Аксельрод.
— Есть…
— А чем занимаются девушки, когда их парни отправляются в горы? — со смехом вмешался Илья. — Так что, ребята, проверьте-ка лбы.
Гоша машинально прикоснулся ко лбу, чем привел в восторг всю честную компанию.
— Ты правильно понял, Марков! — захохотал Аксельрод, видя, что его шутка удалась. — Проверь, проверь… рога еще не выросли?
— К-какие рога? — опешил Виталик и тоже потянулся ко лбу.
Теперь уже хохотали все, включая и самого Кострому.
— Саня предлагает, чтобы вы пожертвовали свои рога в коллекцию знаменитого горовосходителя Анатолия Потапенко! — торжественно изрек Вересов.
— Ладно вам, — смутился Потапенко. — Ребята, я действительно собираю рога…
Его слова потонули в новом взрыве хохота.
За чаем Аксельрод поведал, что в коллекции Толика имеются рога не только лосей и оленей, но и рога сайгаков, джейранов и даже горных козлов кийков.
— Чего смеетесь? — возмущался Потапенко. — Я свою коллекцию, между прочим, на выставке показывал…
За шутками и байками вечер прошел незаметно. Когда совсем стемнело, разошлись по палаткам, спать. Вересов не стал назначать на ночь дежурного по лагерю. Происшествие с консервными банками теперь казалось сущей безделицей, не стоящей внимания.
«Подежурю сам», — решил Илья. Он забрался в спальный мешок, но застегивать его не стал, на всякий случай. Рядом захрапел Аксельрод. Они были в палатке вдвоем. Потапенко лег в другой палатке, с Гошей и Костромой.
— Присмотри за ними, — шепнул ему Вересов.
Что-то не давало ему покоя. Может, сказывалось напряжение последних дней: тяжелый подъем на ледник, на стену, землетрясение…
Поначалу Вересов лежал с открытыми глазами, прислушивался. Снаружи гудел ветер, взметая снег и шурша им по стенкам палатки. Постепенно усталость взяла свое. Илья не заметил, как погрузился в сон. Ему казалось, он только что закрыл глаза, как раздался приглушенный крик…