В июне тридцать седьмого...
Шрифт:
А происходит следующее: сейчас в Европе на грани краха коммунистический режим Милошевича в Сербии (можно сказать, в Югославии) и посткоммунистический в Болгарии, который стараются удержать парламентарии Болгарской республики, перекрасившиеся в социалистов бывшие коммунистические руководители страны, последыши Живкова, то есть неминуемо скоро канут в небытие два последних режима в Европе, основанных на «нетленном» учении марксизма-ленинизма.
И кто же в первых рядах более чем двухмесячного противостояния в Белграде, кто в многотысячных колоннах демонстрантов и на ночных митингах? А в Софии? Кто в толпе, до предела заполнившей площадь перед парламентом, скандирует: «Красную мафию — вон!»? И в Белграде, и в Софии, на бурлящих площадях и улицах, — прежде всего молодёжь и студенты. И они обязательно победят. Но есть одно —
История учит... И к этой теме — история учит — мы ещё вернёмся.
А теперь назад, в Европу второй половины XIX века. Вернее, на этот раз в Россию.
После отмены крепостного права и вообще великих — в прямом смысле этого слова — реформ Александра Второго Россия вступила на путь капиталистического развития, и было оно, в экономическом воплощении, быстрым, даже стремительным, с воистину русским размахом, и менее чем за полвека, до русско-японской войны 1904 — 1905 годов, до первой русской революции, результаты оказались более чем впечатляющими (но это отдельная, большая тема). Сейчас необходимо подчеркнуть ещё раз, что развитие капитализма в России — в смысле эксплуатации трудящихся масс, их бедствий — было абсолютно по Марксу и Энгельсу и уже в шестидесятых — семидесятых годах началось сопротивление передовых сил русского общества, вставших на защиту «страждущего народа». Основой этих сил являлось молодое поколение.
И опять ненадолго в Европу. История учит. Исторический опыт... Революции, потрясшие ведущие европейские страны в первой половине XIX века, ужаснули общественное сознание размахом насилия, классовой ненависти, убийствами, кровью, залившей улицы и площади европейских городов. И раньше были люди, понимавшие, что насилием, революционным путём, через кровь создать справедливое общество невозможно: пролитая кровь в конечном итоге ведёт к ещё большему кровопролитию. Но до революционных потрясений голоса эти звучали одиноко и почти не были слышны.
Во второй половине XIX века возникло социал-демократическое движение и его теория. Задачи и у марксистов (коммунистов), и у социал-демократов были одни: построение справедливого социалистического общества; вопросы о частной собственности, о профсоюзах, о формах государственного устройства и проч. дебатировались. Но было одно принципиальное разногласие: путь к намеченной цели. Марксисты: революционная борьба, насильственное ниспровержение буржуазного строя («Революции — локомотивы истории», К. Маркс); социал-демократы: эволюционное, ненасильственное развитие, парламентский путь, ибо — «насилие порождает насилие». И этих разногласий, споров, открытой борьбы, нередко переходящей в выяснение отношений на баррикадах, расколов партий (большевики — меньшевики) хватило на вторую половину девятнадцатого века и на всё двадцатое столетие...
По грубой схеме, в каждой стране, едва успев зародиться, социалистическое (или социал-демократическое) движение раскалывалось на два, увы, непримиримых лагеря. То же самое, с самого начала, с первых шагов, было в Российской империи, естественно, со своей российской спецификой.
...После отмены крепостного права в 1861 году и проведения других реформ Александра Второго (среди них следует выделить судебную и земскую) в России началось бурное развитие капитализма — об этом уже говорилось: вырвались на простор сдерживаемые крепостничеством накопившиеся экономические силы могучего государства. И... тут же проявилась эксплуататорская суть первоначальных капиталов, пущенных в дело, проявилась в русском варианте: на ситуацию налагали свой тяжкий отпечаток невежество, забитость и — никуда от этого прискорбного факта не уйти — скажем так, генетическое чувство рабства в душе русского народа. (Кстати, неистребимая тоска по «сильной руке» уже в наши дни — не что иное, как отголосок этого чувства; ну а в ту пору, о которой идёт речь, оно выражалось классической фразой: «Вот приедет барин, барин нас рассудит».)
И через двенадцать лет — в ответ на новую ситуацию в обществе — в России
«Хождение в народ»... Вот уж воистину проявление русского национального характера, «русской совести» нашей интеллигенции, выпестованной двумя веками мучительной отечественной истории. Не забудем, что этот теперь ставший интернациональным термин появился в России: он был введён в литературу шестидесятых годов прошлого века Петром Дмитриевичем Боборыкиным, притом в понятия «интеллигенция», «интеллигент» вкладывался не только социальный, но и нравственный смысл.
В народ! Нести знания, передовые идеи, пробудить к активной свободной жизни убогих и сирых, задавленных нуждой и невежеством. Сначала сотни, а потом тысячи молодых людей откликнулись на этот призыв: интеллигенты-разночинцы, дети сельских священников, городских мещан и чиновников, выходцы из дворянских семей, студенты, гимназисты старших классов.
Один из участников этого доселе неизвестного мировой истории похода С. М. Степняк-Кравчинский писал: «Ничего подобного не было ни раньше, ни после. Казалось, тут действовало скорее какое-то откровение, чем пропаганда... Точно какой-то могучий клик, исходивший неизвестно откуда, пронёсся по стране, призывая всех, в ком была живая душа, на великое дело спасения родины и человечества. И все, в ком была живая душа, отозвались на этот клик, исполненные тоски и негодования на свою прошлую жизнь, и, оставляя родной кров, богатства, почести, семью, отдавались движению с тем восторженным энтузиазмом, с той горячей верой, которая не знает препятствий, не меряет жертв и для которой страдания и гибель являются самым могучим, непреодолимым стимулом деятельности...»
Свыше тридцати губерний Российской империи было охвачено невиданным походом: Поволжье, Дон, Днепр. Шли как на битву, как на правый бой — из Петербурга и Москвы, из Киева и Одессы...
...Раскол, первый раскол в русском социал-демократическом движении произошёл в 1879 году. За предыдущие годы «хождение в народ» было разгромлено правительством, да и в крестьянской среде идеи социализма, которые проповедовали народники, не находили отклика. На осколках этого жертвенного похода возникла партия «Земля и воля», которая почти мгновенно раскололась на две организации: «Чёрный передел» — в неё вошли так называемые «деревенщики», сторонники мирной, длительной пропаганды социалистических идей в деревне; эта партия, никак не проявив себя, скоро сошла с исторической сцены; и — «Народная воля». Её тактика — активная политическая борьба, и наиболее действенная мера в ней — индивидуальный террор... Андрей Желябов, Софья Перовская, Николай Кибальчич, Тимофей Михайлов. Все они после восьмого покушения на Александра Второго первого марта 1881 года, наконец удавшегося (государь скончался от ран), третьего апреля того же года были повешены на Семёновском плацу в Петербурге. Не тогда ли в России родился тот метод борьбы за свои идеалы — малой кровью, — который сегодня известен как мировой терроризм?..
Но одно бесспорно: народовольцы не преследовали никаких карьерных целей. Одна страсть сжигала их души — свобода и счастье своего народа. Это были мужественные, честные, фанатически преданные своей идее молодые люди, готовые за неё без колебаний отдать жизни. И — отдавали. Это были — в классическом смысле этого слова — первые русские революционеры. У них не было исторического опыта, подтверждающего неопровержимую истину: на крови, пусть малой, и насилии, пусть в отношении одного только человека, никогда не может быть построено общество справедливости, свободы и народного счастья. Их жертвенная жизнь была этим первым опытом для следующих поколений. Но как трудно и медленно усваивается подобный опыт! Если вообще усваивается...
И ещё одно, историческое, наблюдение. Если вникать в биографии, в личностные характеристики руководителей «Народной воли», есть одна общая черта, присущая всем этим людям, — склонность к авантюризму, который в политической деятельности проявляется в нетерпении. В нетерпении насильственным путём ускорить исторический процесс. Пожалуй, только Николай Кибальчич здесь — исключение. Но этому есть объяснение: «инженер» «Народной воли», сконструировавший метательный снаряд, которым был смертельно ранен Александр Второй, жил ещё в одном, для него главном, измерении: в космическом. А космосу противопоказана земная суета.