В июне тридцать седьмого...
Шрифт:
— И дойдём! — закричали в зале.
— Да здравствует русское доблестное воинство!
По залу прокатилась волна аплодисментов, одобрительных возгласов, шума.
— Вот, вот! — продолжал Каминский, и голос его набирал силу. — Только господа патриоты не спросили у народа, у солдат в окопах — каково их мнение! — Григорий выдержал паузу. — Наша большевистская фракция имеет другую позицию, и она вам известна...
— Долой войну! — разорвал тишину молодой звонкий голос.
— Штыки в землю! — выкрикнул солдат с балкона.
Поднялся невообразимый шум. Дзюбин долго призывал собравшихся к порядку.
Наконец
— Таково наше первое принципиальное расхождение с меньшевиками, — продолжал Каминский. — Второе расхождение — отношение к Временному правительству. Кто из вас будет отрицать, что сегодня оно проводит политику буржуазии?
— Правильно!
— Плевать правительству Керенского на интересы рабочих!
Каминский повысил голос:
— И наш лозунг всем известен: «Никакой поддержки Временному правительству!»
Шум, топанье ног, многие повскакивали с мест.
— Вся власть Советам! — Он узнал голос Кауля. «Молодец, Саша».
— Долой!
— Авантюристы! Большевики проводят политику авантюр!
— Позор Временному правительству!
В зале царил хаос. Сергей Родионович Дзюбин уже ничего не мог сделать, несмотря на весь свой авторитет.
Как ни странно, тишину восстановил смех. Громкий смех.
Озадаченно смолкали голоса, прекращался шум. А смех звучал... Постепенно все увидели источник этого смеха — на трибуне неудержимо хохотал Григорий Каминский.
Теперь все смотрели на него в полной недоумённой тишине.
Каминский провёл рукой по лицу и как бы стёр свой неуместный смех.
— Ну? — спросил он у настороженного зала. — Я спрашиваю вас: можем мы все вместе находиться в одной партии? Мало вам разногласий в позициях по войне и Временному правительству? Хотите ещё? Извольте! Разрешение аграрного вопроса. Или меньшевики согласны с нами: передать землю крестьянам без всякого выкупа, экспроприировав её у помещиков? А национальный вопрос? Есть у нас единство точек зрения в его решении? — Зал хранил молчание. — Наконец ещё два вопроса: о власти и о немедленном перерастании буржуазной революции в социалистическую... — Послышались протестующие возгласы, опять нарастал шум. — Всё! И я понимаю: довольно! По всем этим вопросам мы никогда не договоримся. — Опять Григорий Каминский выдержал долгую паузу. — Мне поручено сделать заявление от имени нашей большевистской фракции... Мы выходим из объединённой организации тульских социал-демократов и образуем свою...
Буря разразилась в зале: аплодисменты, крики протеста, многие снова повскакивали с мест.
— Товарищи большевики! — Шурдуков уже был на сцене, ему что-то пытался сказать Дзюбин, но он грубо отмахнулся от него. — Товарищи большевики! Нам нечего делать в этом зале! Выходи!
— Пошли отсюда! — крикнул и Каминский.
Они вдвоём — Григорий и Михаил Шурдуков — уже шагали между рядами. За ними поднимались со своих мест их единомышленники, уже большая толпа шла к выходу.
Смело, товарищи, в ногу! —прорезал шоковую тишину зала зычный густой бас.
Подхватили другие голоса:
Духом окрепнем в борьбе...Пели
И опять зал взорвался криками, шиканьем, аплодисментами, топаньем ног. Вслед кричали:
— Раскольники!
— Дезорганизаторы!
— Сектанты!
...Хлопнула дверь, и этот звук, как выстрел, прервал шум и движение в зале.
Сергей Родионович, лицо которого залила мертвенная бледность, постучав по графину с водой карандашом, сказал нарочито буднично, спокойно:
— Продолжим, товарищи, нашу работу. Поступило предложение обсудить финансы организации... Слово имеет товарищ Пастухов...
Работа в белоколонном зале Дворянского собрания — теперь всё чаще говорили — бывшего — продолжалась.
Скоро стало известно: собрание покинуло восемьдесят девять человек; большевики собрались рядом, в малом зале: провозглашено образование независимой самостоятельной организации большевиков в Туле; избран её комитет во главе с Григорием Каминским. После этого ошеломляющего известия слова попросил Гавриил Давидович Лейтейзен.
— Произошло событие, которое несёт в себе разрушительное начало... — голос Лейтейзена дрожал от волнения, — ...не только для нашей организации, но и всей российской социал-демократии. Тула после Февраля оставалась, может быть, последним оплотом единства социал-демократических сил отечества. Мы могли бы послужить примером для всех. И вот... — Оратор беспомощно развёл руками. — Но мы будем бороться до конца. Считаю: необходимо сделать всё, чтобы вернуть большевиков в наши ряды. — По залу прокатился неодобрительный рокот. — Да, да! Сделать всё! Давайте не будем подозревать их в сознательном стремлении развалить социал-демократию. Они заблуждаются. Так поможем им! — Гавриил Давидович закашлялся. — Я предлагаю создать Согласительную комиссию, скажем, из трёх человек... Выработаем предложения, может быть, компромиссные, которые послужат фундаментом для объединения.
После бурных дебатов Согласительная комиссия была выбрана. В неё вошли Лейтейзен, Степанов и Александров. Разработали предложения, которые могли бы послужить основой для договорённости с большевиками о новом объединении.
Согласительная комиссия отправилась в малый зал, где заседала большевистская фракция, а теперь самостоятельная организация тульских большевиков-ленинцев.
...Было без четверти двенадцать ночи.
Дверь в малый зал оказалась закрытой. Постучали. Их впустил молодой рабочий с лицом, на котором все прочие чувства подавило одно — азарт. «Азарт борьбы!» — так определил Лейтейзен.
Каминский, Кауль, ещё несколько человек облепили стол, заваленный листами бумаг. Остальные кучно сидели в первых рядах. Появление комиссии оборвало гвалт, разноголосицу. Все смотрели на них.
— Не ждали? — улыбнулся Лейтейзен, хотя голос его прерывался от напряжения.
— Признаться, не ждали, — холодно ответил Каминский. — Чем обязаны?
— Мы — Согласительная комиссия, — сказал Сергей Иванович Степанов твёрдо и спокойно. — Мы уполномочены вступить с вами в переговоры о выработке платформы для объединения...