В канун Рождества
Шрифт:
— Нет-нет. Я только планирую, но у меня есть помощник.
— Я не сильна в ботанике. Настоящего сада у меня никогда не было.
— Моя матушка никогда не терялась в таких случаях. Если ее спрашивали, как называется цветок, она с уверенным видом заявляла: Inapoticum Forgetanamia. [3] Это почти всегда срабатывало.
— Надо мне это запомнить.
Они шли бок о бок по широкой, покрытой гравием дорожке.
— Надеюсь, за обедом мы не очень утомили вас своими разговорами?
3
«Как
— Нет, нисколько. Напротив, мне было очень интересно. Я люблю слушать.
— Сельская жизнь. Сплошные интриги.
— Скучаете по Лондону?
— Иногда очень. По концертам и опере. По моей церкви святого Биддульфа.
— Вы верующий человек? — неожиданно спросила Элфрида и тут же пожалела о своей импульсивности. Слишком рано задавать такие личные вопросы.
Но Оскар отреагировал спокойно.
— Не знаю. Но большая часть моей жизни связана с духовной музыкой, литургиями и магнификатами [4] англиканской церкви. Мне неуютно жить в мире, где некого благодарить.
4
Магнификат — церковное песнопение на текст из Евангелия.
— Вы имеете в виду — за благодеяния?
— Именно.
— Понимаю. Хотя я совсем нерелигиозна. В это воскресенье я пошла в церковь только потому, что мне не хватает общения с людьми. Не ожидала, что услышу такую дивную музыку. Никогда прежде не слышала «Те Deum» в подобной аранжировке.
— Орган тут новый. Прихожане провели немало благотворительных ярмарок, чтобы собрать деньги на его покупку.
Минуту-другую они шли молча. Потом Элфрида сказала:
— Вы приняли это как дар Божий? Я имею в виду — новый орган?
Оскар засмеялся.
— Вы словно маленькая собачка, которая все грызет и грызет свою косточку. Конечно же, именно так.
— Ну а что у вас здесь есть еще?
Он ответил не сразу. Элфрида думала о Глории, об их роскошном комфортабельном доме, о его музыкальной комнате, друзьях, материальном благополучии. Интересно было бы узнать, как случилось, что Оскар женился на Глории. Долгие годы холостяцкой жизни, ученики, скудный заработок, пыльные классы академии… Может быть, он испугался одинокой старости и нашел простейший выход? Богатая, волевая вдова, рачительная хозяйка, хороший друг, заботливая и умная мать. Или это Глория выбрала его и приняла решение? А может быть, они страстно влюбились друг в друга? Как бы там ни было, свадьба состоялась.
Возникла долгая пауза. Потом Элфрида сказала:
— Не хотите отвечать, не отвечайте.
— Я просто думаю, как бы это лучше объяснить. Женился я поздно, у Глории уже были сыновья от первого брака. Не знаю почему, но мне никогда не приходило в голову, что у меня будет свой ребенок. Когда родилась Франческа, я был потрясен: не просто потому, что появилось на свет Божий крохотное человеческое существо,
— Она здесь? Дома?
— Нет, в школе-интернате. Завтра вечером заберу ее на выходные.
— Мне бы очень хотелось с ней познакомиться.
— Вы познакомитесь. Хочется думать, она вас очарует. Когда Глория унаследовала этот домище, я противился как мог — не хотел уезжать из Лондона. Но уступил ради Франчески. Здесь простор и свобода. Деревья, запах трав. Есть место, где расти. Простор для кроликов, морских свинок и пони.
— А для меня, — сказала Элфрида, — самое прекрасное — это пение птиц поутру и большое небо.
— Вы тоже, как я понимаю, совершили побег из Лондона?
— Да. Пришло время.
— Расставание было тяжелым?
— В какой-то мере. Я прожила в Лондоне всю жизнь. С того самого дня, когда ушла из школы и из дома. Я стала актрисой. К ужасу родителей. Они так и не смирились. Но мне было все равно.
— Актриса. Я мог бы догадаться.
— И певица тоже. И танцовщица. Пела и танцевала в ревю и американских мюзиклах. Вообще-то я всегда стояла в заднем ряду хора — из-за своего роста. Потом работала на телевидении, участвовала в телеспектаклях. Но я не знаменитость.
— Вы по-прежнему работаете?
— Упаси Бог, нет. Бросила уже несколько лет назад. Я вышла замуж за актера, и это была самая чудовищная ошибка в моей жизни. Потом он уехал в Америку. Я много работала. Потом снова вышла замуж. И тоже не слишком удачно. Почему-то я все время выбирала не того, кого надо.
— Ваш второй муж был тоже актером? — Оскара явно забавлял ее рассказ, и это было как раз то, чего хотела Элфрида. Она не любила вспоминать о своих мужьях, и помогал в таких случаях только юмор.
— Нет-нет, он был бизнесмен. Торговал дорогими виниловыми полами. Казалось, меня ждал покой и достаток, однако мой муж придерживался викторианской морали. Он был твердо убежден, что все, что от него требуется, это обеспечивать свою жену жильем и изредка давать ей деньги на домашнее хозяйство.
— Ничего удивительного, — сказал Оскар. — Это вековая традиция. Только когда-то это называлось рабством.
— Как приятно, что вы меня понимаете. Знаете, какой день стал лучшим в моей жизни? Когда мне стукнуло шестьдесят. Я получила пенсионную книжку и знала, что теперь могу пойти на ближайшую почту и мне выдадут деньги, наличными, прямо в руки, ни за что. Никогда в жизни я не получала деньги ни за что. Мне открылся новый мир.
— У вас были дети?
— Нет.
— Вы так и не объяснили, почему переехали именно сюда.
— Мне надо было куда-то уехать.
— Решительный шаг.
Уже совсем стемнело. Элфрида повернулась к дому — сквозь кованую вязь калитки приглушенно светились окна гостиной. Кто-то задернул шторы.
— Я никогда об этом не рассказывала, — сказала она. — Никому.
— Можете и мне не рассказывать.
— Я уже столько всего нарассказала! Наверное, выпила много вина за обедом.
— Вовсе нет.