В каждом молчании своя истерика
Шрифт:
– Да. Но все еще не развелся.
– Говорила я тебе, не связывайся с женатыми. Думала, свяжешь из этих отношений теплый свитер своих одиноких вечеров, а любви не хватает даже на пару носков, потому что одна его нога здесь, а другая там.
– Да я знаю, с женатыми всегда так: ложишься единственной, а просыпаешься очередной, – думала на два фронта София, пытаясь не пропустить суть разговора и в телевизоре:
– Все хорошо, только в тебе есть один недостаток. Ты слишком женат.
– В
– У тебя есть апельсин?
– Нет, а зачем?
– Меня тошнит.
– Я постараюсь найти.
– Теперь ты понимаешь, как мы будем жить, если поженимся: ты станешь исполнять мои капризы, а меня будет тошнить от тебя.
Сознание Софии раздвоилось на некоторое время, с одной стороны, ей было очень интересно, чем закончится сцена на экране, с другой – Лара, которая могла обидеться, поняв, что она стала фоном.
– Извини, но самое сложное для меня – это огорчаться за других, даже сложнее, чем радоваться, – откусив пирог, добавила в свою речь клубнички.
– Я тоже не люблю за других что-то делать. Так что ты не бери в голову.
– Если бы я могла быть такой же беспощадной, как и любовь, то давно бы ушла от своего.
– Куда? С тремя-то детьми.
– Теперь уже с двумя. Туда, где не надо ни жалеть, ни сожалеть. Подождешь минутку, мне надо пироги из духовки достать.
– Хорошо. Какой запах! Мне тоже один, самый румяный тогда, – прибавила звук телевизору София, где девушка все еще объяснялась по телефону.
– Самое неожиданное происходит в жизни пары, как только одному начинает казаться, что он знает другого как свои пять пальцев.
– Каждому мужчине так кажется. Навязчивая идея. Ты разбираешься в женщинах? Какой вздор! Конечно, можно нас разобрать по вкусам и запахам, по полочкам и по Фрейду, но как быть с капризами, которые очень быстро мутируют?
– Женщина – подарок судьбы, нельзя от нее отказываться.
– Это я понимаю, но ведь отказать может она.
– В таком случае ты не подарок.
– На чем мы остановились? – вернулась в беседу Лара.
– Все хотят к теплому морю любви в берега каменных объятий. Никогда не знаешь, где шляется твой мужчина: может, сидит в баре, может, прохлаждается с кем-то в кровати, а завтра ты встретишь его, и он поймет, что столько времени потерял не с теми, подтверждая это признаниями в любви. Ты будешь соглашаться с ним медленно, макая свои губы в шампанское, глаза – в любовь, душу –
– Ну вот, видишь, – вышла Лара на балкон, чтобы проведать своего малыша, дремавшего там в коляске. Так она обычно выгуливала своего ребенка, когда были дела по дому. Малыш мирно спал, не обращая внимания на то, что солнце уже улыбалось ему и строило рожи. Свежий апрельский воздух наполнял его щеки румянцем, а птицы бескорыстно пели, перелетая с ветки на ветку в поисках новых знакомств.
– Я не верю прогнозам на выходные, когда вечер обещает встречу с прекрасным, а проснешься – все затянуто одиночеством.
– Ты что, опять на диете? – нашла Лара в коляске выпавшую во сне соску и положила в карман.
– Откуда ты знаешь?
– Голос раздраженный, – вернулась она домой и принялась готовить молочную смесь для малыша.
– Ага, на гормональной. А ты?
– Моя диета – это когда поцелуи на завтрак, обед и ужин. Все остальное не диета, а сплошная борьба угнетенного чувства голода за демократию.
– У каждого свое понятие о разврате. Для кого-то и развернуться уже разврат, – сожалела София, что не дослушала разговор на экране.
– Я люблю решительных мужчин, – вспомнила вдруг Лара, как Антонио сделал ей предложение. И уже после свадьбы, когда она оставалась дома одна, часто спорила сама с собой о каких-то приятных мелочах: чай пить или кофе, с печеньем или с шоколадом, позвонить ему или дождаться, пока сам позвонит… Еще выпить чаю или сварить все-таки кофе, прикончить шоколад или оставить жить, написать ему «Я тебя люблю» или дождаться, пока позвонит, и потом уже сказать: «Что, соскучился?».
– Они всегда знают, чего хотят?
– Они всегда знают, чего хочу я.
– Они умнее.
– Не может быть! Ты ли это говоришь, София? Зачем тебе тогда нужно было второе высшее?
– Ну как, я ведь еще многого не знаю.
– Чего ты не знаешь?
– Я не знаю, как жить дальше.
Спустившись с горы, бросив сноуборды прямо на снег, они сидели со стаканчиками глинтвейна и жареными сосисками на лавке, уставшие и счастливые, все еще улыбаясь солнцу, которое уходило восвояси за горы, унося с собой свет.
– Со стороны будто две груди в белом бюстгальтере, – указала рукой Фортуна на две одинокие вершины, между которыми образовался широкий вырез.
– А я-то думаю, откуда такое легкое ощущение оргазма, – глотнул я красный нектар с бонус-треком имбиря, кардамона и корицы.
– Хорошее пойло варят эти немцы.
– Да, и сосиски что надо, – смачно откусила кусок горячей сосиски Фортуна.
В этот момент к ней подскочил рыжий сеттер.
– Откуда это чудо? – завизжала от радости Фортуна.