В когтях германских шпионов

Брешко-Брешковский Николай Николаевич

А в ответ — стихийное, эхом пронесшееся «ура», и мощные, величавые звуки гимна. И трепетали в воздухе флаги над человеческим лесом обнажённых голов…

Майор Ненадович этим же самым вечером уехал. Уехал не через Вену — австрийцы могли его задержать, с этих господ взятки — гладки, а через Румынию.

Сербия, дорогая, прекрасная Сербия, властным материнским голосом своим, голосом крови, звала к себе одного из лучших сынов своих: «Отечество в опасности»!..

7. Вокруг миллионов

Ольгерд Фердинандович Пенебельский всеми силами банкирской души своей стремился к обогащению.

К

обогащению? Он же богат! У него миллионы, царственный особняк. Чего же еще? Обыкновенный смертный, пожалуй, всеми этими благами удовлетворился бы. Но Ольгерд Фердинандович вовсе не желал затеряться в толпе шаблонных, заурядных, крупных биржевиков и банкиров. Нет, он так же твердо верил в свое солнце, да в солнце, потому что у Наполеона было «солнце Аустерлица», как с не меньшей же твердостью ни минуты не сомневался, что все его коллеги — стадо глупых баранов, тупиц и мошенников. И пусть прозябают они себе с полудюжиною правдой и неправдой сколоченных миллионов. Пусть! Он же, Пенебельский, не собирается почить на лаврах.

Его спросили однажды:

— Ольгерд Фердинандович, когда же вы наконец перестанете богатеть?

Он с ужимкою, недоумевающе повел плечами.

— Что значит? Я еще не начинал богатеть, а вы говорите, когда я кончу. Не начинал! Даю вам слово!..

Ольгерд Фердинандович остался доволен своим ответом и охотно распространял и популяризировал его в самых широких кругах. Распространял до тех пор, пока знаменательный ответ не проник в газеты. Вообще Пенебельский питал к газетам такую же слабость, как и к орденам. Он любил, чтобы его отмечали в «числе присутствующих» на балетных воскресниках, в Михайловском театре, на скачках. Любил, чтоб появлялись в светской хронике описания обедов его и вечеров с титулованными прохвостами, которые брали у него в долг на веки-вечные…

Титулованные прохвосты! Все это — до поры до времени. И пока брезгуют им настоящие люди, приходится волей-неволей кормить разных сомнительных потомков знаменитых предков.

Но, когда он окончательно «завоюет мир» и его состояние округлится в десятки миллионов, тогда, тогда он увидит за своим столом и тех, кто в настоящее время питается его обществом и его хлебом-солью. И тогда… тогда он сумеет многое припомнить…

Идеалом Ольгерда Фердинандовича были американские миллиардеры да, пожалуй, еще семья Ротшильдов. Но не филантропической деятельностью на пользу человечества всех этих Вандербильдов, Карнеги и Морганов восхищался Ольгерд Фердинандович. Строят и субсидируют университеты, создают гигантские общежития для бедняков, организуют учёные экспедиции? Пускай себе тешатся на здоровье! Пенебельский завидовал одной лишь грубой власти миллиардов, власти, пред которой склоняются все и которая обладателям этих миллиардов позволяет безнаказанно хамить вовсю. Это больше всего пленяло Ольгерда Фердинандовича, и он с удовольствием вылавливал соответствующие анекдоты и, смакуя, рассказывал их.

Например, он мучительно, до спазма под ложечкой завидовал тому из английских Ротшильдов, который, собирая у себя на своих сказочных обедах принцев крови, сам не выходит к ним, подчеркивая этим:

— Вот я, правнук бедного франкфуртского жида, кормлю вас так, как сами вы не в состоянии есть. Потому что ни мой повар, ни моя кухня — вам не по карману. И вот все вы, записанные в готский альманах, пользуетесь от щедрот моих, а я, которому все запрещено медицинскими светилами, ем, запершись, куриный бульон и яйцо всмятку.

— Вот это я понимаю! — восклицал, захлебываясь, Ольгерд Фердинандович.

Нравился

ему анекдот об Карнеги и покойном короле Англии Эдуарде VII. Карнеги гостил в одном из своих английских замков. Нужно ли говорить, что замок был исторический, древний, знаменитый, иначе какой же смысл был бы приобретать его? Миллиардер желал, чтоб король посетил его, объявив при этом, что в случае высочайшего визита он жертвует Эдинбургскому университету миллион фунтов стерлингов.

Король-джентльмен решил: отчего же ему не посетить Карнеги, раз Эдинбургский университет получит такой ошеломляющий вклад. Кстати, король гостил по соседству с Карнеги у одного из своих родственников.

Гофмаршал предупреждает Карнеги, что будет через какой-нибудь час вместе с Его Величеством в замке американского креза. И действительно, через час король вдвоём с гофмаршалом является совершенно запросто.

Карнеги «инсценировал» встречу в парке. Одетый садовником, окруженный прислугою, он обрезывал пилою какие-то сучья. Король с гофмаршалом подходят. Карнеги первый сует своему высокому гостю руку и начинает знакомить:

— Ваше Величество, позвольте вам представить: мистер такой-то — мой кучер. Мистрис такая-то — камеристка моей жены. Мистрис такая-то — наша прачка…

У короля не дрогнул ни один мускул. И он учтиво за руку поздоровался со всей этой челядью. Поговорив несколько минут, король удалился. А на другой же день верный своему слову Карнеги внес обещанный Эдинбургскому университету миллион фунтов стерлингов, что и требовалось.

Ольгерд Фердинандович признавался, что хотел бы, и как хотел бы, очутиться когда-нибудь в роли Карнеги. Кто-то возразил Пенебельскому:

— Странно… Вот уж, кажется, завидовать нечему… Карнеги показал себя в данном случае таким сиволапым хамом, такой свиньей, набитой золотом! И в то же время фигура покойного короля выступает в рыцарски обаятельном свете. Этой инсценировкой своею Карнеги не мог ни унизить, ни оскорбить Эдуарда VII. Но только американский хам ошибся в расчете. Он был уверен, и все велось к тому, что король не пожелает познакомиться с его прислугой. И в результате — посрамленным вышел не король, а Карнеги.

Ольгерд Фердинандович не соглашался:

— Нет, не говорите… это… очень здорово вышло! А я еще вам расскажу про него: был он в Гааге. А в трех часах езды жила в своём летнем замке голландская королева Вильгельмина. Ну вот, через министерство двора получает Карнеги приглашение пожаловать в летнюю резиденцию Её Величества. Так что же вы себе думаете? Он отвечает, что ему далеко ехать и он не поедет! Что?.. Слушайте дальше! За какое-то пожертвование королева награждает его звездой и лентой. Карнеги лаконически телеграфирует ей: «Спасибо. Карнеги!» И этот же самый человек однажды выразился при немцах: «Ваш кайзер Вильгельм, он у меня вот в этом жилетном кармане!» И все улыбались и нашли это весьма остроумным. Честное слово!..

Но пока Пенебельский не сделался ни Ротшильдом, ни Карнеги, он был очень падок до внешнего блеска хотя бы самых ничтожных людей и до всяких декораций и орденов. На одном из парадных молебствий в Казанском соборе Ольгерд Фердинандович, встретившись летом с Борисом Сергеевичем Мирэ, увидел у него какую-то диковинную звезду. Пенебельский так и загорелся:

— Что это у вас такое?

— Это албанская звезда Скандербека, пожалованная мне князем Видом.

— А за что?..

— Я написал в нашей газете несколько комплиментарного свойства фраз по поводу его восшествия на трон Албании…