В краю лесов
Шрифт:
– Я не люблю, - почти резко сказала она, - не люблю, когда так легкомысленно говорят об этом. Если уж быть откровенной до конца, то я и сейчас думаю о нем, как о своем суженом. И я ничего не могу поделать с собой. Так что, видишь, невозможно, чтобы я вернулась к тебе.
Сердце у Фитцпирса упало.
– Ты говоришь, что думаешь о нем, как о своем суженом? А кто же и когда вас помолвил?
– не без некоторого ехидства спросил он.
– Когда? А вот когда тебя здесь не было.
– Как же это могло быть?
Грейс могла бы умолчать о летней дружбе с Уинтерборном;
– Очень просто. Я тогда думала, что закон может сделать меня свободной. Я хотела стать женой Джайлса и подала ему надежду.
Фитцпирс сморщился, как от боли; но искренность, как известно, всегда похвальна. И он не переставал восхищаться своей Грейс, чувствуя, однако, что рассказ поразил его в самое сердце. Значит, она пыталась навсегда порвать с ним, хотела, чтобы его место занял другой. А ведь было время, когда подобное известие он принял бы чуть не с радостью. Но теперь любовь его к Грейс была столь велика, что ему нестерпимо было слушать подобные речи, хотя он и знал, что объект ее благоговейного чувства давно уже покинул эту юдоль скорби.
– Жестоко так говорить!
– сказал он с горькой усмешкой.
– О Грейс, я вижу теперь, что я никогда не знал тебя! Неужели ты пыталась разорвать узы, связующие нас! Но скажи, - впрочем, думаю, можно и не спрашивать, - неужели нет никакой надежды, что в твоем сердце снова затеплится хотя бы искорка любви ко мне?
– Если бы это зависело от меня, то я бы, так и быть, сделала тебе такое одолжение... но боюсь, это от меня не зависит, - ответила Грейс несколько печальным тоном, что было, по меньшей мере, нелогично.
– Кроме того, я не понимаю, почему ты так вдруг расстроился? Что тут такого, если у меня в жизни будет, кроме тебя, еще один возлюбленный? Ты-то любил вон сколько женщин!
– Но зато сейчас я могу, положа руку на сердце, сказать, что люблю тебя больше их всех, вместе взятых. Чего ты сказать не можешь.
– Мне очень жаль, но, боюсь, действительно не могу, - вздохнула Грейс.
– А сможешь ли когда-нибудь, Грейс? Вот что для меня сейчас самое важное.
– Он внимательно посмотрел ей в лицо, уже смутно белеющее в сумерках, точно читал в нем приговор себе.
– Ну, сжалься надо мной, скажи хоть, что постараешься.
– Снова полюбить тебя?
– Да, если сможешь.
– Я не знаю, что ответить тебе, - растерянно проговорила Грейс. И она в самом деле не знала.
– А ты обещаешь мне, что не будешь требовать, чтобы я виделась с тобой?
– Обещаю. Впрочем, я ведь тебе уже обещал. Или я в чем-нибудь невольно провинился перед тобой и ты усомнилась в моих добрых намерениях?
Грейс должна была признать, что Фитцпирс ни в чем перед ней не провинился.
– Тогда я думаю, что сердцу твоему пора вернуться домой. Слишком уж оно загостилось в подземном царстве, - печально пошутил Фитцпирс.
Грейс едва заметно покачала головой.
– Я постараюсь думать о тебе чаще, - тихо произнесла она.
– Если смогу.
Фитцпирс вынужден был пока довольствоваться этим.
– Когда мы опять встретимся?
– спросил он.
– Как было условлено, через две недели.
–
– По крайней мере, на этот раз. А как будет впредь, скажу тебе, когда встретимся.
– Хорошо, хорошо. Но я все-таки буду приходить сюда чаще, чтобы взглянуть на твое окно.
– Это уж как хочешь. До свидания.
– Прибавь "мой Эдрид".
Грейс, казалось, была готова выговорить эти слова, но передумала и, воскликнув: "Нет, нет, не могу", - скользнула в кусты живой изгороди и исчезла из вида.
Фитцпирс не преувеличивал, когда говорил, что усадьба Мелбери как магнит притягивает его. Но заставить Грейс капитулировать ему все не удавалось; они по-прежнему встречались через две недели, - так того требовала Грейс,хотя в назначенный срок она появлялась неукоснительно. Весна давно уже трудилась в лесу и садах, а встречи Фитцпирса с Грейс, хотя число их увеличилось, почти ничем не отличались от первого свидания.
Усадьба Тенгсов - небольшой сад с домом, в котором жили отец с сыном и его молодая жена, - примыкала сбоку к усадьбе лесоторговца; окончив работу у Мелбери, Тим в сумерки часто уходил в небольшую беседку в дальнем углу сада, где любил выкурить вечернюю трубку; и он не раз видел на тропе за живой изгородью Фитцпирса, который шел обычно не спеша, задумавшись, время от времени бросая пристальные взгляды в сторону сада, мимо которого проходил; ибо Фитцпирс вовсе не торопился покинуть место, ставшее для него таким притягательным, и все ходил и ходил туда и обратно, надеясь увидать ту, которую так страстно мечтал прижать к груди.
Мало-помалу Тим стал задумываться над этими частыми появлениями Фитцпирса в вечерний час на задах его усадьбы. Он, в простоте душевной, не мог представить себе, что сердце Фитцпирса вновь загорелось любовью к Грейс: та утонченность чувств, которая видит глубочайшее, почти эстетическое наслаждение в страстном поклонении женщине, когда-то брошенной, была для молодого дровосека чистым абсурдом. Мистер Фитцпирс и его жена давно расстались, и, конечно, никакой любви между ними быть не могло. Другое дело его Сьюк. После той памятной встречи в день свадьбы, уступив его настойчивости, она с раскаянием призналась ему в своих прошлых грехах. Теперь же, сопоставив это признание с необъяснимым появлением Фитцпирса в Хинтоке, Тим пришел к выводу, что Фитцпирс приезжает сюда не иначе как для свиданий со Сьюк, перебравшейся под крышу супруга. Тим утешал себя только тем, что пароход, который увезет их в Новую Зеландию, отплывает через месяц; и уж тогда Сьюк никогда в жизни больше не увидит Фитцпирса.
Месяц прошел быстро, наступил наконец и последний вечер. Тим вместе со Сьюк, после целого дня сборов и приготовлений, отдыхали в комнатке, отведенной отцом Тима для молодых. В углу громоздились упакованные и перевязанные веревками ящики, - самый большой, которому надлежало ехать в трюме, был отправлен несколько дней назад. Сьюк стояла возле камина и смотрела на огонь, освещавший ее красивое лицо и фигуру; Тим сидел в углу, последний раз созерцая стены отцовского дома, по которым, как и по его лицу, прыгали сейчас отсветы каминного огня.