В крымском подполье
Шрифт:
— С 1938 года Александра Андреевна работала преподавателем географии в школе, — рассказывала Лазарева. — Она пользовалась огромной популярностью среди учащихся и педагогов. Ее географический кабинет был лучшим во всем городе, а географический кружок — самым интересным и многолюдным. Александра Андреев, на — очень волевой, энергичный человек. Не только ребят, она и взрослых увлекла своей неутомимой любознательностью. Я просто поражалась, как у нее хватало времени и сил. Большая нагрузка в школе, семья, и все-таки она поступила еще в вечерний университет марксизма-ленинизма.
Леня, сын Волошиновых, очень хороший, способный мальчик.
Александра Андреевна кончила курсы, но на фронт ее не взяли, и она, не оставляя школы, начала работать в военном госпитале. Начальник госпиталя обещал в случае эвакуации взять Волошиновых, но в последний момент нехватило транспорта. Так Волошиновы и застряли в Крыму.
— Если бы вы знали, Иван Андреевич, как она тяжело это переживала. Сидит бывало целый день у окна, смотрит на немцев, и такая тоска и ненависть у нее в глазах…
Жить Волошиновым стало очень трудно. Работать на немцев они не хотели. Иван Михайлович рисовал виды Крыма, раскрашивал коробочки и продавал их на базаре.
Но Александра Андреевна, с ее энергией и волей, долго бездействовать не могла. В сорок втором году на квартире одной из ее знакомых поселился немец, у него был радиоприемник. Александра Андреевна выжидала, когда он уходил, пробиралась в его комнату и слушала Москву. Дома она записывала «Вести с Родины». Сначала читала их только своим друзьям.
В конце 1942 года из лагеря военнопленных бежал ее бывший ученик Толя Досычев. Она помогла ему достать паспорт, устроила его студентом зубоврачебной школы.
С партизанами она связалась не так давно, получает от них задания и работает под кличкой «Муся».
— Сын ее так всегда называл, — помолчав, улыбнулась Евгения Лазарева. — Она очень мучается, что ничего не знает о нем.
«Муся» меня очень заинтересовала. Я попросил Лазареву подумать, кого из знакомых можно будет использовать в нашей работе, и постараться собрать о них такие же исчерпывающие данные, как о «Мусе». У нее действительно оказалось много знакомых, хороших патриотов, которых я потом привлек к подпольной работе.
Евгения Лазарева была хорошо знакома с коммунистом Степаном Васильевичем Урадовым, который перед оккупацией работал директором средней школы в Симферопольском районе, а потом служил комиссаром батальона ополченцев. Когда пришли немцы, он перебрался в Симферополь, получил через знакомых врачей фиктивную справку об инвалидности и стал работать на дому по давней своей специальности — портным.
— Вокруг него тоже группируются советские люди, и кое-какую работу он ведет. Знаю, что он тоже все время ищет связи с партизанами.
Евгения Лазарева рекомендовала Урадова как человека стойкого и преданного.
Я установил Урадову кличку «Лука» и дал ему задание оформить подпольные патриотические группы и составить план Симферополя, нанеся все важнейшие военные объекты и расположение воинских частей.
Лазаревой я установил кличку «Нина», и она вместе со своей сестрой Софьей стали моими активными помощницами.
На четвертый день вернулся из леса «Павлик», усталый, весь в грязи, с натертыми ногами. Дома он немного отдохнул, привел себя в порядок и явился ко мне бодрый и довольный выполненным поручением.
— Почту вам принес! — улыбнулся он, вытаскивая из-за
— «Мартына» видел?
— Видел, Гриша привел меня прямо к нему в шалаш. Обедали вместе. Московской меня угостили! — гордо добавил «Павлик».
— Значит, все в порядке?
— В порядке. Связь налажена.
Я вскрыл конверт. Сначала бегло, потом медленно прочитал долгожданное письмо.
«Дорогой Андрей! — писал „Мартын“. — Письмо твое получил. Очень рад, что работа твоя налаживается. Задержка наступления частей Красной Армии на крымских фронтах дала повод фашистской пропаганде поднять шумиху вокруг мнимых успехов немецких войск. Немцы всячески используют разные слухи, чтобы парализовать активность наших патриотов в тылу.
Все силы положите, чтобы разоблачить среди населения эти фашистские бредни.
Разъясняйте всем, что чем активнее наши патриоты будут бороться с врагом в тылу, чем большую помощь окажут они Красной Армии, тем скорее придет победа. Немцы зажаты в Крыму, как в мышеловке. В данный момент самое эффективное средство борьбы с ними — диверсии. Взрывайте склады с горючим, с боеприпасами. Организуйте диверсионную работу на железной дороге.
Насчет оружия вашу просьбу удовлетворяю. Посылаю пистолеты, мины, газеты, пять старых немецких паспортов и три новых.
Рации пока у меня нет. Когда получу, пришлю. „Почтовый ящик“ „Павлику“ указан.
Регулярно информируй нас о политической обстановке и передавай разведданные. Сообщи, что именно врут немцы про партизан.
Насчет „Муси“. Это человек наш, приходила к нам. Ей нужно помогать.
Привет тебе от Владимира Семеновича и всего нашего коллектива. Передай привет всем нашим боевым друзьям. До скорой встречи!
Семья твоя приехала в Краснодар. Получил от твоей жены письмо. Все в порядке. Крепко жму твою руку и целую. „Мартын“».
Как я был счастлив, получив это письмо! Я его читал и перечитывал. Сразу исчезло тяжелое чувство оторванности, которое иногда появляется в подполье.
— Где спрятал груз? — спросил я «Павлика».
— Забазировал около города во рву. Сегодня ночью перенесем к Вере. В общем, все в порядке.
«Павлику», видно, не терпелось рассказать мне о своем путешествии, но одновременно хотелось сделать вид, что ему это не впервой.
— Ну, ну, расскажи о своих приключениях! — попросил я.
— Так, было кое-что… — начал он небрежно. — С Гришей я встретился в пять часов вечера. В лагерь пришли утром. За ночь больше пятидесяти километров сделали. В штабе меня приняли хорошо. Товарищ «Мартын» расспросил об обстановке. Про вас все расспрашивал, как ваше здоровье, как с квартирой устроились. Он особенно за ваши глаза беспокоится. «Плохие, — говорит, — как бы не подвели».
— Не подведут!
— К вечеру Гриша с двумя партизанами вывел меня из леса, рассказал маршрут, и я отправился. Тут-то и начались мои злоключения.
«Павлик» помедлил, но, видно, решил рассказать все.
— Прошел дождь со снегом, стемнело. Признаюсь, Иван Андреевич, сбился я с дороги. Компаса у меня нет, определить направление не могу. К счастью, тучи разошлись. Увидел Большую Медведицу и Полярную звезду и пошел на север, чтобы выйти на Феодосийское шоссе.
Вдруг услышал какой-то шум. Я залег. Подождал немного. Потом подумал, подумал и решил рискнуть. В город надо итти до рассвета. Взял в руки по нагану, взвел курки и громко спросил: «Кто там?»