В куриной шкуре
Шрифт:
– Я его ненавидел! – громко заявил петушок. – Я его ненавидел за то, что он купил тебя, несмышленыша, студентку, затащил, как паук, в свою спальню! Он не имел права владеть тобою! Он не имел права жить! И я должен признаться тебе, любимая, что, ощипывая этого старого развратника, я испытывал наслаждение – наслаждение мстителя!
– А когда ты его убивал, то тоже испытывал наслаждение? – спросила Кора в том же тоне, надеясь, что он сразу признается.
– Я его не убивал, – просто ответил археолог.
– Ну-ну, –
– С наслаждением?
– С таким же, как ощипывал его.
– Нет! Нет, только не это! Я ощипывал его мертвого, это совсем другое. Но убить его я не смог. Я пытался… я хотел, ты же знаешь! Когда я узнал, что ты беременна от меня, когда я понял, что вылупятся цыплята наших с тобой цветов, я понял, что придется от него избавиться…
– Иначе тебя выгонят с работы.
– И не только это! Я стану отверженным…
– А, ты понял, взял нож и пошел за профессором!
– О нет! Не надо! – археолог бросился бежать от Коры. – Я не могу смотреть тебе в глаза!
– Нет, ты признайся! – кричала, догоняя его, Кора. – Ты это сделал?
– Если ты… если ты, любимая… – тут он сильно взмахнул крыльями и неожиданно для Коры, а возможно, для себя самого, взмыл в небо.
Он летел вдаль над пропастью, над рекой, и до Коры донесся его прощальный крик:
– Если ты так считаешь, то я согласен! Я убил профессора! Я убил его!.. убииииииииил…
– Убиииил! – подхватило эхо.
– Убил, оказывается, – сказал мальчик Хосе-джуниор, который никуда не убегал, а стоял неподалеку, держа в руках два вытащенных из Орсекки пера, два золотых пера, каждое размером с мальчика.
– А ты что здесь делаешь? – грозно спросила Кора. Этот свидетель ей был не нужен. Еще пойдут сплетни…
– Не бойся, тетя Кура, – сказал мальчишка, который был очень сообразительным. – Я никому не скажу. Рано еще, да?
– Рано, – сказала Кора.
– Но когда нужно, ты меня позови, я, где надо, выступлю свидетелем. Собственными ушами слышал, как этот чайник сознался.
– Хорошо, – сказала Кора. Ей было ужасно жаль молодого археолога. До слез жаль. Преступление страсти – все равно преступление. И, без сомнения, на родной планете его ждет горькая судьба… если не гибель. «И зачем только я избрала такую жестокую профессию? Кто дал мне право решать, жить или не жить этим существам, которые полюбили друг друга…» Но Кора преодолела минуту слабости. Она вспомнила, что ради собственного счастья совсем не обязательно убивать старого мужа своей любовницы.
– Ничего, – сказала Кора вслух. – Справедливость должна восторжествовать.
– Справедливость? –
– Но ведь мы с тобой хотим ее торжества?
– Разве? – удивился мальчик. – А я думал, что не хотим.
– Как так?
– А я видел, – сказал мальчик, глядя в землю. – Я видел, как этого профессора кокнули. Я же всегда возле раскопок ошиваюсь.
– Погоди! – попыталась остановить мальчика Кора.
Но тот припустил к городу. За ним струились золотые перья из хвоста убийцы.
«Ну вот, – рассуждала Кора, шагая по центральной улице городка и автоматически раскланиваясь с прохожими, – ну вот мы и завершили дело. Оказалось, что это не преступление ради корысти, а преступление ради любви.
И чего мы добились?
Мы добились того, что отныне в мире на трех сирот стало больше. Ведь совсем не обязательно новая обитательница тела их мамы, если такая найдется, а тело не разберут на детали, будет с ними так же нежна и заботлива, как совсем чужая земная женщина Кора Орват».
Первые снежинки кружились в воздухе. Еще неделя-другая, и снег пойдет пеленой и затянет раскопки, город и всю планету. То-то будет нелегко комиссии с Ксеро.
Кору начала грызть тревога – ей стало страшно за детей. Бывает же материнское, ничем не обоснованное предчувствие… Нет, больше она здесь быть не могла.
Она побежала по улице, размахивая крыльями.
…Навстречу ей мчался Орсекки. Орсекки тащил колоссальных размеров узел из нескольких простыней. За Орсекки неслись, обгоняя друг дружку, местный врач и шесть или семь медицинских сестер.
– Стой! – закричала Кора.
– Это мои дети! – завопил в ответ совершенно рехнувшийся археолог.
Кора уже знала, что сейчас произойдет! Куры учатся летать!
Разбегаясь все более, Орсекки начал бить крыльями по воздуху, оторвался от земли и даже смог набрать некоторую высоту.
Ни одного вертолета рядом не было.
Коре пришлось самой стать истребителем-перехватчиком.
Она поднялась в воздух и вскоре настигла Орсекки, который держал курс к горам.
– Ты что делаешь? – спросила она на лету.
– Тебя не касается, – ответил он.
Говорить Орсекки было трудно, потому что он держал тюк в клюве.
– А что ты тащишь? – спросила Кора.
– Тебя не касается.
– Если это дети, то ты подвергаешь их страшному риску!
– Меня все предали! – сообщил Орсекки.
– И что ты намереваешься делать?
Тюк затрепетал в клюве, норовя вырваться. Никаких сомнений не оставалось: преступник похитил своих детей и готов их погубить, только не отдать в чужие руки.
– Я их сам воспитаю, – невнятно ответил Орсекки.