В лабиринтах смертельного риска
Шрифт:
Нервное напряжение спало, и я сидя заснул… И снился мне бой, тот страшный бой около березовой рощи, где генерал Кирпонос, громко крича: «Вперед, за Родину!» — стреляя на бегу из пистолета, повел в штыковую контратаку группу командиров… Это была жестокая схватка… Советские командиры схлестнулись с фашистами насмерть, они душили их, кололи штыками…
Фашисты дрогнули и откатились в кукурузное горящее поле, но прорваться нашим все-таки не удалось. В этом бою генерал Кирпонос был дважды ранен, его унесли в рощу и положили на носилки около штабной машины… Он бредил…
Я просыпался и снова засыпал.
То снился мне Функ с его крикливой речью, то театрально улыбающаяся Ева,
Потом, подложив под голову рюкзак, я лег на свой цементный топчан и впал в забытье…
Когда я проснулся, не сразу смог понять — где нахожусь.
— Следуйте за мной! — Около раскрытой двери, в ярко освещенном проеме стоял офицер с черной папкой в руке. — Следуйте за мной! — повторил он.
Я опомнился и встал.
Улица погружена в вечерний сумрак. Высоко в небе слышен гул советского бомбардировщика. Немецкие прожекторы мечут столбы света в черноту нависшего неба.
Возле комендатуры тарахтит мотоцикл с коляской, в которую меня посадили. Офицер примостился за водителем, и мотоцикл понесся по тревожно притаившемуся городу, затем выехал на окраину и стал петлять по лесным просекам, подпрыгивая на ухабах. Иногда на перекрестке офицер приказывал остановиться и разворачивал карту, освещая ее карманным фонариком.
После часовой тряски мы прибыли на какой-то хутор. В лесу был разведен костер, и первым, кого я увидел в отблесках красного пламени, был мой милый Пикколо, подкидывающий в руках горячую печеную картошку.
— Эй, Пикколо, привет! — не удержался я.
Обозники, сидевшие вокруг костра, повскакивали с мест и бросились к мотоциклу.
— Алло! Пропащий!
— Откуда прибыл?
— Дэ ж ты блукал? — кричали они наперебой.
— Где штаб? — спросил я.
— Да вон, во втором доме?
— А капитан Бёрш здесь?
— Нет, на фронте.
— А фельдфебель?
— Он должен быть в штабе, только недавно туда ушел.
Мотоцикл дернулся и развернулся перед домом, где находился штаб роты.
— Guten Appetit, Herr Feldwebel! [30] — сказал я с порога, открыв дверь и увидев фельдфебеля за ужином. Он держал на кончике перочинного ножа кусок консервированной колбасы, собираясь отправить ее в рот.
30
Господин фельдфебель, приятного аппетита! (нем.)
— Oh, wen sehe ich da… Wo hast du dich gesteckt?.. Wir haben dich gesucht! [31] — обрадовался фельдфебель.
— Schlecht gesucht! [32] — смеялся я.
— Ist das Ihr Mann? [33] — вмешался в наш разговор конвоировавший меня офицер.
— Unser! [34] — ответил фельдфебель.
— Warum reist er ohne Papiere? [35]
31
О-о-о! Кого вижу… Где ты пропадал? Мы тебя искали! (нем.)
32
Плохо искали! (нем.)
33
Это
34
Наш! (нем.)
35
Почему разъезжает без документов? (нем.)
— Erkiindigen Sie sich beim Chef, der Kompaniefiihrer Hauptman Borsch ist aber an der Front [36] .
— Unterzeichnen Sie! [37] — Офицер раскрыл папку.
Фельдфебель прочел какой-то документ и расписался.
— Хайль! — произнес офицер, вышел из помещения и уехал.
— Где ты пропадал? — переспросил фельдфебель, с любопытством оглядывая меня с головы до ног. — Пальто, шляпа…
36
Это надо спросить у начальства, а командир роты, капитан Бёрш, на фронте (нем.)
37
Распишитесь! (нем.)
Я начал придумывать всякие небылицы, но он перебил меня:
— А вид у тебя, прямо скажем, не фронтовой! Где ты все это раздобыл?
— В Румынии, где же еще! Лошадьми-то вместе торговали. — И мы оба рассмеялись. — А где мои вещи?
— У денщика. Где ж им еще быть. Иди к нему, покажись. Он обалдеет! Сидим без дополнительного провианта. Строгий рацион, сильно подтянули ремни. Капитан уж горевал, горевал. Тут еще чехи куда-то смылись, сбежали, что ли, паразиты, дезертировали?.. Но о них никто не плачет, не печалится, а без тебя мы как без рук.
Бёрш завтра вернется. С утра бери подводу, переоденься и займись делом… На перевале небось отстал, когда мы трое суток стояли? К венгерочке заглядывал?
— Как же нам без любви — одна беда! — сказал я и ушел.
И снова с Пикколо ездим на подводе по окрестным хуторам, разбазариваем дефицитный бензин. Иногда я уезжал верхом один, переодеваясь то в штатское, то в солдатскую форму, и пропадал по нескольку суток, это давало мне возможность повнимательнее изучить обстановку, приглядеться к людям.
Кончились для немцев голландские сыры, французский коньяк, чешские консервы, норвежские сардины и украинское сало. Скудный паек и никакой поживы у латышских хуторян. К тому же 2-я штабная рота располагалась в прифронтовой полосе, откуда было эвакуировано население и вывезен скот. Впрочем, подальше от фронта еще можно было встретить местных богачей, которые поддерживали немецкую армию и охотно предлагали ей продукты и товары.
По дорогам шныряли наряды полевой жандармерии. В их обязанность входило следить за продвижением войск, наблюдать за дорожными обозначениями и производить проверку документов. Вот к таким двум жандармам я и попал в лапы, как-то ночью возвращаясь на подводе в свой обоз. Совершенно неожиданно они вылезли из кювета и задержали меня. В лунном свете я видел у них на груди продолговатые бляхи на цепочках — такие знаки, в отличие от обычных армейских чинов, положено было носить только жандармам. Они приказали мне следовать в штаб, находившийся поблизости.