В лапах зверя
Шрифт:
Тем более, что хозяин дома очень уж выразительно мой крайне непрезентабельный вид окинул взглядом. От тяжелых ботинок до свеженаливающегося прямо над уровнем кружевного монашеского воротничка засоса.
Только за благо убраться подальше от его пронизывающих ледяных глаз.
Поднимаюсь по лестнице, ощущая, как с каждой ступенькой словно наваливается все более и более тяжелый груз на плечи.
На меня атмосфера этого проклятого дома действует угнетающе.
Ноги едва поднимаю, клянусь! И в голове тяжело.
К двери своей
И именно потому вопрос, который в любое другое время заставил бы сердце испуганно замереть, а меня саму попытаться хотя бы придумать какие-то отходные маневры, там, сделать непонимающее лицо, задать тупой вопрос, что именно имеет в виду жена моего любовника, сейчас вообще ничего не тормошит в груди.
Я устало поднимаю взгляд на Вику, стоящую у моей двери, сложив руки на груди, в позе наезда, и вздыхаю про себя.
Бляха муха… Когда же я до кровати-то доберусь?
На каждом шагу засада, а еще спокойное, типа, место!
Знал бы отец…
Однако инстинкт самосохранения превыше всего, потому подходить ближе к определенно невсебешной дамочке опасаюсь.
Ногти у нее километровые, мало ли, в глаза полезет, отбивайся потом от кошачьих атак…
— Простите, я устала, не могу сейчас разговаривать, — вежливо отвечаю ей, аккуратно делая шаг к двери и прикидывая, как быстро смогу туда заскочить.
— Ах, ты, сука! Устала, да? Заебал тебя мой мужик? И ты так легко про это говоришь? Шлюха гребанная! — шипит Вика, мгнвенно переходя от злобы холодной к злобе яростной, — ты думаешь, ты ему нужна? Шавка безродная!
— Боже… Тебе бы язык с мылом помыть… — вздыхаю я и иду к двери, наплевав на опасность помереть от ножевых ранений акриловыми ногтями.
— Слушай ты, — на дверь прямо перед моим лицом падает тонкая изящная ладонь с красным острейшим маникюром… Как она ими подмывается? Б-р-р… — отвали от моего мужика, поняла? Ты ему нахуй не нужна! Поиграет и кинет. Ты думаешь, первая у него такая?
— Я думаю, что вы друг друга стоите, — не выдерживаю я, поднимаю на Вику взгляд, смотрю в ее глаза и понимаю, что она явно под чем-то. Зрачки широкие, глаза словно слюдой подернуты.
— Это ты о чем, шлюшка? — шипит она, оскаливаясь.
— О том, что тебе бы последить за собой, особенно, когда якобы на шопинг выбираешься, — говорю я и толкаю дверь в комнату, — свали! Я спать хочу.
— Ты… Ты… — она открывает и закрывает рот, шлепает красными, в тон маникюру, губами, и я с наслаждением захлопываю перед ее лицом дверь, изо всех сил надеясь, что по губищам ей тоже досталось сейчас.
Вика что-то визжит приглушенно, но мне категорически похер на нее сейчас, в том числе, и на то, откуда, собственно, информация прилетела о нашей с Сандром связи. Хотя, учитывая, что кое-кто даже не давал себе труд скрывать…
Похер.
Защелкиваю замок, чтоб не допустить проникновения врага на свою территорию, делаю пару шагов и наконец-то валюсь на кровать.
Со
Боже, как тяжело это все, оказывается!
Вся эта гребанная взрослая богатая жизнь!
Как они так живут вообще?
Летают завтракать в Москву или кататься на лыжах на Красную Поляну, а потом сразу обратно, работать или учиться. Ночи напролет отжигают в клубах под дикое бумцанье, а потом едут в офис, делать вид, что руководят папочкиной фирмой. Или реально руководят… Тот же Сандр… Он что, двужильный?
Всю ночь мне не давал спать, трахал так, что утром едва ноги свела, потом весь день работал и, судя по всему, на полную мощность работал, после искал меня, летел за мной, потом разбирался там с братом, потом мы летели обратно. И вот сейчас на улице глубочайшая ночь, я едва на ногах стою, а он снова работает! Разгребает какие-то проблемы!
Сумасшедший бессмертный гад…
На этой-то мысли меня и выносит из нашей реальности в сон.
Снится мне что-то дикое, мешанина из образов и страхов: злые глаза Вики, ее красные ногти, нацеленные мне в лицо, тихое рычание Сандра, его шепот, сладкий, развратный: “Моя, моя… Вкусная девочка…”
Он гладит меня, горячо, пошло, там, где до него никто никогда… И я послушно позволяю ему это все с собой делать. Выгибаюсь, подставляя себя под опытные руки и губы, и все тело сотрясает сладкая, долгая дрожь кайфа. Она последние силы забирает, я пытаюсь открыть глаза и не могу.
И потому просто переворачиваюсь на живот и сладко засыпаю еще глубже.
Уже без снов.
Просыпаюсь, словно выныриваю со дна озера, хватая ртом воздух, вся мокрая и напряженная.
Пару секунд пялюсь в потолок, хлопая ресницами и привыкая к реальности.
Все тело ноет, во рту сухо, как в пустыне.
И есть хочется дико просто.
Когда я ела в последний раз?
Прошлым утром, похоже… В самолете как-то не до еды было… И в клубе тоже.
Поднимаюсь, со стоном сдираю с себя проклятое монашеское платье, тащусь в душ через силу.
Кажется, что от меня воняет всем на свете, дорогой, потом, сексом, кальянным дымом, сигаретами, несвежей одеждой… И это отвратительно.
После душа сушу полотнцем волосы, натягиваю длинный пушистый халат, всовываю ноги в тапки и, глянув на время, решительно ползу вниз, на кухню.
На часах четыре утра, сто процентов, в такой час там никого нет.
А в холодильнике, сто процентов, что-то есть. Жрать хочется просто нечеловечески.
Дом тих и пуст, склеп проклятый.
Меня чуть-чуть морозит, ощущение, будто кто-то наблюдает, но голод сильнее страха, потому ежусь, но шагаю в нужном направлении.
На кухне добываю себе нарезку какой-то супер-элитной колбасы, масло, сыр, щелкаю кнопкой электрочайника. Ох, я сейчас бутер себе замучу! М-м-м…
Первый бутерброд поистине гигантских размеров пролетает, как в трубу, принося лишь легкое чувство насыщения.