В ледяном аду
Шрифт:
— Я уверен, что это диверсия. Не просто же так запасной дизель только полчаса проработал после запуска! — Нагибин глянул на Виталия так, словно тот лично подсыпал титановую стружку в движок.
— Я же сказал, вскрытие покажет. — Саблина слегка раздражала напористость Нагибина. — А пока мы отлично обходимся каталитическими обогревателями и аккумуляторами для освещения.
— Ладно, проехали. Разбор полетов сейчас устраивать нет смысла. Вы обходитесь без постоянного электроснабжения, вот и отлично. Теперь поговорим
На плазменном экране, висевшем на стене, высветились спутниковые фотоснимки.
Контр-адмирал стал комментировать их:
— По моей информации, часть заложников удерживали на судне, доставленном к побережью Антарктиды портовым буксиром. Этот район был тщательно обследован. Судна в настоящее время там нет. Часть акватории возможных поисков в настоящее время накрыта туманом. Воздушная разведка исключена. Но мы продолжаем поиски.
— Вы сказали, что часть заложников?.. — решил уточнить Саблин.
— Не исключаю, что кто-то из ученых находится на континенте. Их удерживают здесь.
На плазменном экране пошла видеозапись, сделанная беспилотником. Замаскированные модульные домики и гидроплан. Затем с верхней точки была показана надпись, сделанная на крыше одного из домов: «Мы здесь».
— Ее, конечно же, сделал кто-то из членов экспедиции, захваченных в плен, — произнес Нагибин.
— Если их удерживают силой, то как им удалось сделать надпись? — поинтересовался Виталий.
— Не знаю, — честно ответил Федор Ильич. — Но, согласитесь, велика вероятность того, что именно там находится кто-то из пленников.
Шинкевич, как первоклассник, поднял руку и спросил:
— Разрешите сказать мне, товарищ контр-адмирал?
— Говори, но не усугубляй обстановку своими репликами, — ответил Нагибин. — Слушаю.
Каспар Францевич поднялся.
— Я лично считаю, что мы должны попытаться освободить тех людей, которых там содержат. К тому же вы сами еще раньше говорили, что оборудование должно находиться в этом самом месте. Не зря же сейсмографы зафиксировали взрывы именно в этой бухте. Я все сказал. — Шинкевич опустился на диван.
— Возражения имеются? — спросил Нагибин так, словно последние слова произнес он сам, а не Каспар Францевич.
— Возражений нет, есть только вопросы по ходу проведения операции, — отозвался Саблин.
— Отлично, — сказал Нагибин, разворачивая карту на журнальном столике.
Зашелестела плотная бумага. Карта не хотела ровно ложиться на стол. Виталий стал помогать контр-адмиралу.
— Извините меня за старомодность, все-таки я человек прошлого века, — признался Федор Ильич. — А потому привык действовать по старинке. Для меня изображение на экране — это всегда виртуальность. Словно с привидениями разговариваю. А вот карта на бумаге совсем другое дело. Это реальность. На ней и карандашом рисовать можно,
— Важен не способ подачи, а креатив в голове. — Шинкевич вздохнул и осведомился: — Можно я закурю?
— Только на палубе. У меня с этим жестко.
— На палубе так на палубе, — нехотя согласился Шинкевич и вышел из кают-компании, на ходу доставая сигареты из кармана.
У двери он остановился и с осуждением произнес:
— А ведь были времена, когда и вы, Федор Ильич, покуривали.
— Именно покуривал, а не курил, — добродушно ответил Нагибин. — Итак, товарищи офицеры, мой план состоит в следующем…
Вездеход на огромных надувных протекторах переваливался на снежных барханах. Шинкевич крутил руль и проклинал погоду. В салоне расположились Саблин, Катя и Зиганиди.
— Как рука? — спросил Виталий.
— Бывало и похуже. — Зиганиди пошевелил пальцами.
— Не переживай! Я тебя заштопал лучшим образом, через неделю можно будет швы снимать, — отозвался из-за руля Шинкевич и резко увел вездеход вправо.
— Почему сюда? — забеспокоилась Катя.
— Мы через перевал пойдем, так будет короче. Я имею в виду, мы сократим расстояние, на котором окажемся в зоне видимости.
— Всем разобрать оружие! — приказал Саблин.
Руки людей потянулись к ящику, стоявшему на свободном сиденье.
— На этот раз Нагибин постарался, — одобрительно заметил Зиганиди, взяв в руки автомат с откидным прикладом и подствольным гранатометом.
Виталий проверял свой ствол.
Катя любовно погладила цевье автомата и сказала:
— Ребята, вы не поверите, но я всегда мысленно разговариваю с оружием.
— И как ты к нему обращаешься? — спросил Саблин. — Мужскими именами называешь?
— Ну что вы! У оружия всегда женское имя. Вернее, даже не имя. Я часто говорю: «Ну, моя девочка, не подведи».
— Типичный комплекс женщины, у которой нет своих детей, — отозвался из-за руля Шинкевич. — Ты уж извини, Катя, но я должен это сказать. Кто кроме старого сотрудника ГРУ тебе всю правду откроет? Женщине надо дома сидеть, детей рожать и воспитывать, а не с автоматом милыми словами разговаривать.
В салоне на некоторое время воцарилась тишина.
— А что я такого сказал? — удивился Каспар Францевич.
— Ничего особенного, — произнесла Катя. — Вы правду сказали и тем самым меня обидели.
— Наверное, не надо прямо сейчас выяснять отношения, — сказал Саблин. — Катя — наш товарищ. Мы для нее ни в чем скидки не делаем.
— Женщина не может быть боевым товарищем. — Шинкевич оторвал руку от руля и важно поднял палец. — Иначе она мужик. Катенька, обещай мне, что в ближайшее время одумаешься и подашь рапорт об отставке. Нагибин подпишет. Если надо, я с ним поговорю. Выйдешь замуж, родишь детей и поймешь, что такое настоящее счастье.