В лучах прожекторов
Шрифт:
— Да ты спокойно, толком говори, — нервничает он.
— Вот тут, тут, товарищ капитан, — показывает пальцем на карте сержант Голубев.
— Где тут? Надо точнее, — отчитывает сержанта капитан, — ошалели, что ли, все сегодня? Тычете пальцем, а палец закрывает на карте добрых десять километров!
И действительно, в эту ночь все «ошалели».
Летчики, штурманы наперебой рассказывали друг другу, техникам, мотористам об огромных пожарах и взрывах.
В углу рядом с инженером полка по вооружению стоял Здельник. Он внимательно все слушал. Лицо
В землянку вошел Скочеляс. Обычно он первым долгом снимал с головы меховой шлем и в одном шелковом подшлемнике шел докладывать Тимофееву.
Сегодня он изменил привычке.
— Где Здельник? — возбужденно крикнул Михаил.
Увидев начхима, Скочеляс шагнул к нему.
— Михаил Ефимович! Вы великий человек! Вы фокусник! Маг!
Здельник жмурился от удовольствия и приговаривал:
— Что вы, что вы, я тут ни при чем.
Еще несколько ночей вылежали мы с ампулами и бомбами. Горело все: и танки, и машины, казалось, и земля во вражеских окопах. Зарево видно было далеко от передовой.
А потом в полк привезли еще новинку — термитные бомбы. И снова Здельник стал героем дня. Новая бомба была во всех отношениях более удобна, чем ампулы с «КС». Термитные шарики, которыми начинялась она, находились в прочной обтекаемой оболочке. Разрывалась она на высоте 100–300 м и поражала большую площадь, чем ампулы.
Нам везло. И все потому, что это было делом рук Воеводина. Комдив все новинки испытывал у нас, а затем уже передавал другим полкам дивизии…
Около моего самолета стояло все наше звено. Раскидистый столетний дуб надежно маскировал самолет.
Из-за стабилизатора вырос техник звена Евгений Дворецкий.
— Товарищ командир, — обратился он, — самолеты звена к боевому вылету готовы.
К нам быстро подошел Вандалковский:
— Шмелев, взлет через тридцать пять минут после меня, — и побежал дальше.
По-2 пошли на цель. Вот и она. То тут, то там рвутся фугасные бомбы, снопами искр украшают свой путь реактивные снаряды, направленные на прожектора, вспыхивают пожары от ампул с «КС».
Внезапно зенитный огонь почти прекратился. Вот теперь должны выйти с термитными бомбами Орлов, Супонин, Сербиненко. «Все по плану», — радовались мы с Солдатовым. До боли напрягаем зрение, чтобы не прозевать разрыв термиток.
— Чуть правее, убирай газ, — командует Виктор.
Решив во что бы то ни стало увидеть взрыв термитной бомбы, я и не заметил, как подошли к цели. Ослепительный сноп света пронизал ночную мглу под нами. Это сбросил две стокилограммовые термитки командир второй эскадрильи. Сотни ярко-кровяных шариков куполом опускались на цель.
Через минуту разорвались еще две бомбы. Еще сотни шариков понеслись к земле.
— Добавим, — передал мне Солдатов.
Самолет дрогнул и мигом развернулся на 120 градусов. Через несколько секунд и наши две бомбы осветили поля под нами и снова сотни термитных шаров, спустившись на землю, начали сжигать все.
От ампул и термиток стелился густой дым.
А самолеты все шли и шли. Фугасные бомбы
Кто мог подумать, что все это натворил По-2, когда-то учебный самолет, перкалевый «русс-фанер», как его называли фашисты.
Герой Советского Союза Н. И. Сербиненко (снимок 1952 г.)
Войска Брянского фронта продолжали наступление. Мы радовались успехам наземных частей и старались как можно лучше помочь им. В эти дни у нашего экипажа родилась мысль увеличить бомбовую нагрузку. Самолеты у нас были новые, и мы пришли к убеждению, что от них можно взять больше, чем они давали до сих пор.
Доложили о предложении командиру эскадрильи, старшему лейтенанту Вандалковскому, а он — майору Шевригину. Подвешиваем 400 килограммов бомб. До этого однажды нам приходилось брать 350 килограммов. Вскоре нас вызвал командир полка. Посоветовавшись с командиром эскадрильи и заместителем по политической части, он разрешил полет с такой нагрузкой.
Проверив еще раз правильность подвески, мы вырулили на старт. Командир полка на прощание попросил быть нас осторожными, на разбеге не спешить с отрывом и дал разрешение на взлет.
Плавно поднимая хвост, самолет стал набирать скорость. Пробежав почти всю взлетную полосу, он с трудом оторвался. Сделали круг и просигналили: «Все в порядке, иду на цель».
Набрав высоту, подошли к линии фронта. Цель — лес южнее Алтухова, где разведка обнаружила скопление противника. Вот и деревня. Убрал газ и стал планировать.
Штурман передал:
— Так держать, будем делать два захода!
Две термитные бомбы оторвались от самолета и пошли вниз.
Не успел развернуть самолет, как внизу разорвался наш «подарочек».
Яркие вспышки, и во все стороны полетели розовые и белые шарики. Мы развернулись для второго захода.
Из леса начал вести огонь крупнокалиберный зенитный пулемет. Но мы уже были на боевом курсе.
Еще две термитные бомбы пошли на цель. Мы видели, как пылали вражеские автомашины, танки, бронетранспортеры.
И вот снова родной аэродром. Доложили командиру полка все детали полета и бомбометания.
Кроме нас еще трое — Крайков, Супонин и Орлов — ходили на задание с такой же бомбовой нагрузкой.
После полетов состоялся полковой митинг по случаю успешного наступления войск Брянского фронта.
Командир полка зачитал нам телеграммы с благодарностями от наземных войск и комдива, рассказал о результатах последних полетов.
— Кто хочет выступить? — обратился Сувид к строю.
Десятки рук взметнулись над головами. Один за другим выступали люди полка: Орлов, Скочеляс, Егоров, Самсонов, моторист Валеев, электрик Васюков.
Каждый, стоя перед строем и сжимая шлем или пилотку, говорил с жаром, а в заключение клялся биться с врагом до последней капли крови.