В лучах прожекторов
Шрифт:
Наступательный порыв овладел всеми. Бои под Старой Руссой в обороне, казалось, тяжелым камнем лежали на совести каждого. Все рвались на запад.
Михаил Скочеляс в своем выступлении сказал:
— Друзья, поможем скорее освободить мой любимый Орел. Там мой отец, мать вместе с тысячами советских родных нам людей стонут под сапогом проклятого фашиста. А может быть, они убиты. Я призываю вас беспощадно уничтожать врага за мой родной Орел, за моих земляков, родных. Товарищи, как хочется скорее попасть в Орел!.. Да вы меня понимаете!..
Он махнул рукой
Митинг окончен. Видимо, от хороших слов усталость как рукой сняло.
После митинга Василий Семенович Сувид догнал меня в тот самый момент, когда я от толчка Орлова, задев за корень, чуть было не упал. Сувид успел поддержать меня.
— Дорогие детишки. Баловство никогда до хорошего не доводит! — пошутил замполит и положил руку мне на плечо. Мы пошли с ним в ногу. Все знали, что «обращение по-отцовски» предвещает какой-то особый разговор. Так и сейчас Василий Семенович после общих вопросов: «что пишут из дому, есть ли письма от любимой девушки?» неожиданно сказал:
— Николай, тебе пора по-серьезному подумать о вступлении в члены партии. Кандидатский стаж у тебя уже вышел. Мой совет — пиши заявление.
Мне захотелось сразу же крикнуть: напишу сию минуту. Но я смутился и ответил:
— Товарищ подполковник, а не рановато ли? Надо бы серьезности набраться.
— Ну, брось! — возмутился Сувид. — Отцу обещал, что как прибудешь на фронт, так членом партии будешь. (Сувид был у моих родных в Москве, когда мы стояли неподалеку от нее).
— Ну, обещал. И буду! Только не сейчас, — упорствовал я, считая, что вступление в партию — дело не простое. Одной боевой работы мало.
Мы подошли к столовой. Сувид, видимо, понял меня и, задав еще несколько вопросов, разрешил идти завтракать.
Товарищи уже сидели за дощатым столом и с аппетитом уплетали гуляш. Скочеляс рассказывал очередную небылицу. Сидевшие хохотали.
Впервые личный состав полка разместился в лесу. До этого мы всегда располагались в населенных пунктах. Большой дубовый лес хорошо маскировал самолеты, штаб и наше жилище — огромные шалаши, сооруженные из веток. Устроились мы в общем неплохо. Правда, во время дождей, которых было в это время немало, вода лилась на нас как из ведра.
Двадцать девятого июля был освобожден Болхов. Немцы откатились на юг, в сторону Орла. Наши войска с каждым днем наращивали силу ударов. Впереди Орел! За ним Брянск!
Страшное зрелище в эти дни увидели мы с воздуха. От Волхова до самого Орла и далее за ним горели тысячи деревень, подожженные фашистскими извергами. От огня ночь становилась днем.
Пролетая над пожарищами на высоте свыше полутора тысяч метров, мы чувствовали запах гари и дыма.
Горело все, что создавалось годами трудолюбивым советским народом. Многие тысячи семей остались без крова.
Второго августа, как всегда, готовясь к вылету, летчики и штурманы собрались на командном пункте. Разведка сообщила, что в районе Бакланово скопилось много техники противника. Здесь же, в оврагах южнее речушки Неполодь, сосредоточилась пехота и артиллерия. Командир полка предложил
Вандалковский вышел в район Бакланово на высоте около двух тысяч метров и стал заходить на цель. При первом заходе он сбросил две осветительные бомбы. Идущий за ним Крайков метким ударом поджег термитными бомбами несколько автомашин и танков. Яркое пламя помогало точному выходу нашего экипажа на цель. Когда мы были над Баклановом, с восточной окраины деревни застрочила батарея малокалиберной зенитной артиллерии и серия снарядов, образуя пунктирную светящуюся линию, понеслась к самолету. Следом за ней вторая, третья. Отчетливо было видно, как рвались эти снаряды то под самолетом, то над ним, то далеко, то совсем рядом.
Сходить с боевого курса нельзя. Несмотря на обстрел, Солдатов спокойно прицеливается.
— Чуть левее, — услышал я. — Хорошо, так держать!
Самолет, словно мяч, подскочил вверх: это две термитные и одна фугасная бомбы, освободившись от креплений, полетели вниз.
— Гады, царапнули! — вскрикнул Солдатов.
— Куда?
— В левую ногу.
— Крепись! Я мигом на аэродром…
Виктор легко отделался: шальной осколок рассек сапог и слегка задел за икру. На аэродроме ему забинтовали ногу, выдали новые сапоги. Солдатов чувствовал себя неплохо. Можно было снова лететь.
Пятого августа был освобожден Орел. Орудийными залпами Москва салютовала освободителям старинного русского города. Это был первый салют, ставший потом славной традицией. Орудийные залпы Москвы славили и наш 707-й полк. На митинге, посвященном освобождению Орла, Сувид сказал:
— Вам, участникам освобождения Орла, салютует столица. Это великая честь!
После митинга мы наносили на карту новую линию фронта, проходившую теперь западнее Орла. Скочеляс не выдержал и пошел к командиру полка.
— Товарищ майор, вы знаете, в Орле у меня родители, разрешите туда слетать?
Шевригин понимал состояние Скочеляса, но в первый день после освобождения города лететь не разрешил.
— Дня через три полетишь, — объявил Шевригин.
Наши войска продолжали гнать фашистов все дальше на запад. Линия фронта от аэродрома отодвинулась больше чем на двести километров. Это уже за пределами радиуса полета наших По-2. Надо перебазироваться на новый аэродром, поближе к передовой. Пришел приказ: перелететь на посадочную площадку около деревни Ломна. Чтобы быстрее перебраться на новое место и не попасть в лапы истребителям противника, решили лететь звеньями, на бреющем. Первым ушло звено во главе с капитаном Вандалковским, за ним — звено Крайкова, последним из эскадрильи вылетел со звеном я.