В любой гадости ищи свои радости
Шрифт:
А сзади… Квадратными глазами я вылупилась на фей в проёме выломанного прохода. Первым, что увидела была сама дверь висевшая на покорёженной петле. Огромная, сантиметров тридцати толщиной, метра два на три, дверь обзавелась конкретной дырищей по центру. При наличии должного количества воображения, можно было даже рассмотреть контуры пробившего её тела. М-м-м-оего…
На стене её крепили четыре полосы металла с палец толщиной и шириной в две мои ладони. Они шли от самой стены через всю дверь и скрепляли брусья-брёвна между собой. Когда-то… Теперь просто торчали покорёженными ошмётками стали. Ещё и обломки засова,
Но самым жутким было то, что самого тёмного проёма-входа в здание-бункер, попросту не было.
Словно на невидимой плёнке, там копошились сотни и сотни сногсшибательно прекрасных, но от того не менее пугающих тускло светящихся тварей. Они ощупывали крохотными ладошками пространство перед собой, пинали его ножками в чёрных туфельках, некоторые пытались грызть или пробить с разбега, то есть с налёта. То ли толпа обезумевших мимов, то ли пчёл на покрытом мёдом стекле, то ли бред свихнувшейся кобылы… Последнее кажется наиболее вероятным.
А неправильно-кровожадных фей с каждой секундой становилось всё больше. Видимо, тылы напирали на авангард, припечатывая их к незримой преграде, медленно, но верно расплющивая.
Перекошенные личики и раскинутые ручки-ножки всё меньше шевелились, за неимением такой возможности. Знатные получились бы обои. Угу… Для шизофреника-авангардиста классные, а меня в дрожь бросает от этакой красотищи.
— Чтоб меня… — Раздался из-за спины сдавленный стон Алехандро.
Я, сглотнув, оторвалась от необъяснимого зрелища и обернулась. Горбун сидел в грязи и квадратными глазами пялился на фей. Заляпанный грязью, он выглядел куда симпатичнее, чем обычно. Кто бы знал, что плотный слой глины кому-то может так идти!
Нужно взять себе на заметку… Если станет совсем пакостно, снова искупать вонючку в грязюке и, вуаля, ничуть не мерзко! Вон, даже глазюки стали почти человеческие. Квадратные, правда, но зато видно, что серые, а не красные. Теперь на уродца смотреть было даже приятнее, чем на развороченный вход в наше временное пристанище. Угу. Пристанище, едва не ставшее последним приютом. А ведь там…
Господи, ну почему я сумки-то не прихватила, раз Алехандро вытащила, а? И как теперь быть?
Обратно я не полезу ни за какие коврижки. Только в чём и из чего мы будем готовить? Вопрос актуальный, поскольку есть хочется очень. Даже не есть, а жрать. Вчера мы так упахтались, что ужинать сил не осталось. Про обед вообще молчу. Что-то меня эта вынужденная диета напрягает, как лося валенки.
Кряхтя, поднялся из чачи горбун. Вернее попытался подняться. Раскисшая, скользкая земля, видимо, оказалась слишком серьёзным испытанием для разнокалиберных конечностей уродца.
Может ещё и шок от неожиданного пробуждения, швыряние и без того кривой тушки на спину, весёлая поездка пузом на лошадином позвоночнике, пробивание двери и последующее приземление повлияли на хлипенькую координацию движений кошмарика.
Минуты три понаблюдав за трепыханием этого жука-переростка в жидкой глине, я не выдержала и, подойдя, вздёрнула Алехандро вверх, ухватив за шкирку. Как следствие, пришлось отплёвываться от грязи, а потом ещё и офигевать от наглости уродца, вцепившегося в меня, как клещ в бродячую псину.
Размазывая по шкуре глину,
Я в очередной раз обалдела. Что за самоубийственные порывы?! Это он меня грязь на прощание обмазал что ли? Чтобы оставить что-то на память о себе? Одним прыжком обогнав уродца, я преградила ему путь и, оскалив зубы, зарычала. Вот только процесс разрывания этого придурка на части мне лицезреть не хватало! Спасибо, и без того весело!
От неожиданности Алехандро попятился. Естественно поскользнулся и упал. Правда, на этот раз не плашмя, а на задницу. Видно, у него мозг не как у нормальных людей в голове, а как раз в нижних полушариях базируется. Только это может объяснить странную реакцию зомбика на ушиб ‘мыслящего’ органа. Плюхнувшись на полупопия, горбун вместо того, чтобы разозлиться и разразиться проклятиями в адрес бесноватой скотины, рассмеялся.
В скрипучем и неприятном смехе Алехандро слышалась откровенная радость. Дурак он что ли?
Чего ржёт? Сидит в грязи и ‘счастье’ по самые уши, жрать нечего, на ногах не стоит, только чудом уцелел при нападении безумных золотых фей, а всё туда же!
Нет, я конечно понимаю, что во всём можно найти свои положительные стороны, но, хоть убейся, не представляю что хорошего можно нарыть в нашем случае. Разве только грязевые ванны подействуют благотворно на язвы горбуна…
— Знаешь, — Отсмеявшись, подал он голос. — Чертовски приятно, что ты обо мне беспокоишься, но сейчас это ни к чему. Вот если бы ты нас вовремя не вытащила, тогда да.
Я смотрела на неожиданно разговорившегося горбуна и пыталась понять: ‘Он наконец-то допетрил, что я не совсем лошадь, или просто за неимением другого собеседника отрывается на бессловесной скотине’? А что? Я, например, частенько с цветами разговариваю. Они от этого растут лучше. Ну, по крайней мере, мне так кажется.
Тем временем Алехандро выполз из грязи. Жалко только не в князи… Куда приятнее иметь в спутника симпатичного (да хотя бы не гниющего!) человека, чем это зомбиобразное нечто. Но чуда не случилось, и из лужи встал всё тот же кошмар кошмарыч. Похлопав меня по шее обляпанной глиной лапищей, горбун поковылял к бункеру, оставив скотинку, то бишь меня, обтекать от омерзения, непоняток и идиотизма положения в целом. Почему не бросилась следом оттаскивать от фей-мутантов? Наверное, потому что в скрипучем голосе уродца расслышала непоколебимую уверенность.
Настороженно посматривая на бункер, я подошла чуть ближе, готовая в случае чего драпать со всех ног с Алехандро или без. Да, я эгоистка! Что поделать. Жить-то хочется.
А спутник-экстримал достал уже знакомый кулончик и книгу. Коснувшись пожелтевших страниц, он какое-то время читал, бубня себе под нос и хмурясь. Потом, радостно хрюкнув, громко и членораздельно выкрикнул какую-то абракадабру и озадаченно огляделся. Ничего не произошло.
Разве только я уже почти дошла до кондиции ‘порву в мелкие клочья’. Книгу-то он лапал грязнущими руками, да и дождь, хоть и мелкий, но всё же падал на страницы. Чего мне стоило сдержаться, одна я знаю.