В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3
Шрифт:
Тихий щелчок потайного замка футляра притянул моё внимание куда посильнее цветов-конфет. Я знала, что там было украшение, вопрос лишь – какое именно? И как я сама могла настолько повестись на все твои завораживающие движения-жесты искусного иллюзиониста? Как меня вообще смог затянуть вид обычного золотого браслета. Нет. Вру! Далеко не обычного, поскольку я ещё никогда не видела подобных, буквально воздушных переплетений из нестандартных звеньев "паутинок", образующих сложный геометрический узор-спираль всего из нескольких тончайших нитей золотой цепочки. Хотя её и цепочкой было сложно назвать (если только не ДНК), где в каждом прозрачном "коконе" отдельного гнезда-сферы застыли рубиновые капельки драгоценных камней или
– Так он… не для меня? Или его тоже можно съесть? – кладезь шуток от циничной Алисии Людвидж, похоже, приказал долго жить. Я сама не могла поверить собственной реакции, своему дрогнувшему от волнения голосу и нескольким вибрирующим сжатиям не унимающегося солнышка под не менее клокочущим сердцем. И мне просто до безумия хотелось раствориться в этих таких забытых, почти детских ощущениях расслабляющего доверия, захлестнувших меня с головой твоими противоречивыми манипуляциями и твоей такой родной близостью… всем тобой!
Неужели, чтобы дожить до подобного момента, мне нужно было пройти все существующие круги ада и чистилище? Оно того стоило? Или… оно того стоило!
– Нет, я уже говорил. Я выбирал его только для себя. Вот только основная проблема в руке, на которой его необходимо носить. И эта рука определенно не моя. – и в подтверждение своим словам подцепил кончиками пальцев правой ладони подвижную змейку браслета с её индивидуального "ложа", откладывая футляр в сторону за его полной ненадобностью, и второй перехватывая мою левую кисть неожиданным и совершенно ненавязчивым движением.
Если я не дернулась внешне от твоего мягкого и конечно же столь чувственного прикосновения, это не значит, что в эти же мгновения меня не затопило изнутри ответным приливом подкожной лихорадки. Действия обезболивающих препаратов абсолютно не влияли на чувствительность моей сущности и воспалённого тела. Они все так же поглощали и пропускали через себя любой тактильный контакт с тобой и не важно какой – физический или ментальный, по сути они были равноценны. Разве что сейчас меня плавило дополнительным осознанием, что это чистый реал, в котором не было места прежним страхам. И твои пальцы действительно скользят сенсорным бархатом по чувствительным фалангам, линиям и подушечкам моей безвольной ладони, заставляя их вздрагивать, пульсировать и едва не стенать. А мне только и остается, как сдерживать собственное учащенное дыхание, аритмию свихнувшегося сердца и окончательно сорвавшиеся в полное безумие чувства под обжигающими рисунками нейропаралитиков твоих касаний и новых фантомных меток.
– Думаю, твоё запястье подойдет для него просто идеально. – ты даже не спешишь (как всегда!), намеренно растягивая любое из своих движений и манипуляций, вынуждая прочувствовать каждое из твоих касаний всеми раскрытыми нервами и нейронами моего абсолютно беззащитного перед тобою тела.
Большим пальцем медленно, едва не показательным ленивым жестом, очерчиваешь нижние подушечки ладони и чувственную линию запястья прямо под ней. Сознательная и просчитанная до самого последнего микрона ласка. Даже сейчас ты не можешь не держать меня на гранях своих смертельных клинков, в наэлектризованном кольце твоей высоковольтной психофизической клетки. Просто теперь их тёплые, но всё такие же острейшие лезвия из чёрного золота, ласкали и гладили мои затянувшиеся тонкой корочкой раны. И впервые за столько дней, недель и беспрерывных секунд нескончаемого кошмара, я не боялась смотреть в твои глаза, пропускать их осязаемый взгляд в глубины своей обнаженной сущности.
Может когда-нибудь я и пожалею об этой наивной слабости, о том, что позволила тебе сделать со мной ещё и это, но только
– Он явно будет мне к лицу, когда будет красоваться рядом на твоей руке.
Я вообще не почувствовала, как нагретый твоими пальцами благородный металл скользнул по моей коже и именно там, где ты оставил пульсирующий след своих прикосновений. Казалось, это горели и искрились тысячи клеточек наших слитых нервных окончаний и тяжесть браслета их только усилила во сто крат. А может ты и сделал это специально? Чтобы ощущение этого украшения ассоциировалось у меня именно с этим моментом, с ощущениями твоей откровенной нежности и усыпляющих ласк. Чтобы я и подумать не посмела когда-нибудь снять его со своей руки.
– А как на счет катетера и трубки капельницы? Они не сильно портят общий вид… браслета рядом с тобой? – не самая удачная шутка (а разве я не говорила, что у меня уже давно и под чистую иссяк мой собственный источник вдохновения и только лишь благодаря тебе?). Но их не самый приятный для глаза вид на внутреннем сгибе локтя (да ещё и на очень бледной, почти прозрачной коже моей истонченной руки) действительно представлял из себя далеко не эстетичную и вдохновляющую картинку.
Правда ты и бровью не повел, попросту проигнорировав моё последнее замечание, когда приподнял повыше мне руку, переворачивая её ладонью вниз и ещё какое-то время удерживая в данном положении перед своим весьма внимательным и почти любующимся взглядом.
– Катетер и капельницу скоро уберут, а браслет останется. – и ты не стал ограничивать себя одним лишь визуальным любованием. Тебе обязательно нужно было прикоснуться к нему пальцами второй руки, якобы поправляя в нужное положение, а на самом деле "играясь" его необычной гибкой "конструкцией" на моём запястье и с моей растертой твоими же метками кожей.
Я и сама была не в состоянии отвести глаз от этой захватывающей картины, совершенно не соображая, чем же меня так кроет и пробирает до мозга костей – завораживающими переливами тонких чешуек золотой змейки или глубоким осязанием твоих действий, слов, скрытых мотивов… тебя.
– Он кажется… таким хрупким. Я точно побоюсь его носить с моим вечным везением. Я поэтому ничего такого и не ношу… Обязательно за что-нибудь зацеплюсь, порву или поломаю.
– А я думал, ты их не носишь, потому что не любишь украшения в принципе.
– И это тоже. – наверное, уже поздно кусать себя за язык, как и сгорать от стыда в обжигающих приливах вскипевшей в коже крови. Но ничего не могу с собой поделать.
Меня опять вскрывает по всем контактам. Не спасает даже твоё временное отвлечение от темы – пока ты как ни в чём не бывало убираешь подарочную коробку со съедобными цветами с моих бедер на край прикроватной тумбочки и выпускаешь (тоже временно) мою ладонь из своей. Конечно, я могла сделать вид, что меня безумно заинтересовало изучение этого браслета, как можно поближе к своим глазам и с помощью собственных пальцев свободной руки, но я едва что-либо различаю и чувствую по этому поводу.
– У меня даже одежда долго не живет. Я совершенно не аккуратная и… жутко рассеянная. А вдруг я его потеряю и даже не замечу этого? И разве в больнице их можно носить?
– В больнице носить не обязательно. Но ты всё равно здесь долго не задержишься. Максимум два-три дня. – не на долго ж ты отвлекся от меня. Уже через пару секунд сменил своё место, пересаживаясь с нижней части кровати поближе к её изголовью, вернее, к моей голове – от моих коленей и бедер к уровню живота и груди. Или, грубо говоря, буквально переместил положение своих невидимых фиксаторов ментальной и физической клетки, в этот раз уже по настоящему накрыв меня своей живой тенью и практически сразу заблокировав все пути и способы к моему возможному отступлению.