В любви и боли. Противостояние. Книга вторая. Том 3

Владон Евгения

Ты не стал включать свет, мониторы кардио-диагностики давали достаточно освещения. Ломанные кривые трех разных цветов отражались пульсирующими диаграммами на её неподвижном и всё таком же мертвенно бледном лице, фиксируя каждый удар её сердца, едва уловимый вздох и скорость бегущей по артериям крови. Хотя тебе и не надо было сверяться с данными на экране, ты прекрасно мог и сам определить частоту её пульса, уровень температуры тела и силу кардио-давления. И ты не смог бы не прийти сюда сегодня, чтобы до этого не говорил врачу или Дэниз Эпплгейт. Ты знал, что придёшь. Тебе было необходимо её увидеть, убедиться, что всё действительно позади – ты снова её чувствуешь, как и она чувствует тебя.

Коснуться пальцами

холодной, но всё-таки живой кожи, пропустить через собственные рецепторы в млеющие ладони обжигающие разряды сковывающей дрожи. Убедиться, что она рядом, она дышит… она жива! Вглядываясь в её черты, вслушиваясь в её дыхание, забывая о времени и о том, что за этими стенами существует другой мир, другая реальность и другие люди, которые тебя ждали. Сейчас никто и ничто для тебя больше не существовало. Ты бы и не смог сделать что-то ещё, подумать о чём-то ином, вспомнить о каких-то второстепенных и совершенно несущественных для тебя проблемах. У тебя просто не было на них ни сил, ни желаний. Ты находился сейчас там, где должен был быть и ничто другое не смогло бы переубедить тебя в обратном.

Да, Эллис, я там, где и было мое место все эти годы, там, откуда ты меня столько лет вытравливала, пытаясь заменить на жалкие суррогаты. Ничто, слышишь, ничто не может изменить истинное положение вещей! Судьба это или нет, но такова наша реальность и слитая в одно единое сущность. Любая попытка сбежать, окажется провальней предыдущей. И если будет необходимо, я вытащу тебя и с того света. Обещаю! Ты нигде и никогда не спрячешься от меня. Найду по следу, запаху и притяжению, которое свойственно лишь нашим сердцам! Да и все мои метки… Думаешь, я ставил их на тебе и в тебе только из эгоистичной прихоти самовлюбленного собственника? Нет, моя девочка. Они будут с тобой всегда, будут жечь, ныть и пульсировать каждое мгновение и при любой попытке не думать обо мне. Твоё тело и заклеймённая мною душа не смогут меня забыть, даже если каким-то чудом тебе удастся стереть свою память под чистую. Меня из себя ты не вырвешь и не вытравишь! Ничем и никогда! Как и не сбежишь. От меня, от себя, от нас… из нашей Чёрно-Красной Вселенной.

Если бы ты только мог сделать это прямо сейчас – пустить её себе под кожу, забрать, полностью поглотить, растворить в своей крови и в нервных клетках. Хотя прекрасно осознавал, что можешь и всегда мог, в любую секунду… накрыть собой, спрятать от всего мира! Спрятать от других, от завистливых богов и даже от неё самой. Тем более, что для вас теперь значило время, окружающая реальность и внешний мир? Не важно, что она спала и якобы не могла знать, что ты рядом. Всё она знала, чувствовала и хотела. Ты же испытывал то же самое. Ты умел читать её даже спящую и в собственных снах.

Наверное, в те секунды тебя бы уже ничто не остановило. Тебе было это нужно, подобно воскрешающему глотку свежего воздуха, спасительной инъекции энергетического стимулятора в кровь и в сердце, мощной дозы эксклюзивного чёрного опиума. Ты бы и не сумел уйти отсюда, если бы не получил хотя бы нескольких ничтожных капель или невесомых гранул собственного персонального наркотика.

Едва ли это был неосознанный порыв или толкающий на необдуманные действия подкожный страх. Ты всегда знал, что делаешь и зачем. Ты сам этого хотел и тем более сейчас, когда любое мгновение и утекающие безвозвратно неуловимые секунды буквально отсчитывались вашими сердцами в этих ломанных зигзагах вашей общей кардиограммы. Когда ты пропускал ваш слившийся пульс через кончики своих пальцев, обхватывая обеими слегка дрожащими ладонями её прохладное лицо. Когда практически накрывал её собой, нагибаясь над ней, вглядываясь в её бесчувственные черты, в закрытые глаза, в спящее сознание…

Нет, ты не пытался пробраться в глубины её снов и увидеть,

что ей сниться, ты уже давно там прописался. И чем глубже твоё проникновение за пределы яви, тем сильнее она тебя ощущает и тянется за тобой. Это аксиома жизни – ваша священная истина, не требующая доказательств.

– Возвращайся, моя девочка. – прошептать в её сухие, потрескавшиеся и очень бледные губки своим горячим дыханием. Прикоснуться своими к её холодной переносице, на несколько секунд закрывая глаза, слушая, как твоя сердечная мышца бьётся скулящим зверем о костяные прутья грудной клетки, словно пытается отдать часть собственных сил и влить в её пульс мощь своих отчаянных ударов. – Слышишь?.. – прижаться к её лбу своим, глубже зарываясь дрожащими пальцами в её волосы, пряча в ладонях её маленькую головку, будто и вправду намереваясь затянуть всю её в себя.

Отпустить себя, раскрывая веки, всматриваясь в неподвижную маску её нежного чистого личика и с трудом удерживаясь на весу. Едва не задыхаясь от боли и воспаленной лихорадки, от кровавых трещин-разрывов, расписывающих изнутри твоё сердце и окаменевшие шрамы защитного панциря пылающими узорами свежих алых ран. Боже правый! Как же тебя сейчас ломало, дробило кости и выжигало реальным физическим воспалением – в коже, в крови, в обнаженных нервах. Буквально до липкой испарины и вымораживающего озноба. Стопроцентные симптомы наркомана, пропустившего принятие своей исцеляющей дозы!

– Я тебя жду… жду здесь, моя девочка… – и так и не удержаться, впервые за столько дней. А может и сделав это намеренно!

Накрыть её холодные сухие губы сдержанным поцелуем, с трудом соображая, что с тобой происходит и практически срываясь в бездну вашего обоюдного безумия к ней, в её недосягаемые глубины скрытых снов и тяжёлого бессознания. Ощущая буквально на молекулярном уровне и пропуская через все клетки собственного тела вырывающее из реальности давление бешеного полета – смертельного падения в эпицентр вашей вселенной, ваших сплетенных чувств, желаний и жизней. Всего одно мгновение, один удар сердца и захлебывающийся вздох от этой грани, от вероятности потерять сознание самому. Но ты всё равно продолжаешь это делать. Тебя уже ничто и никто не смог бы остановить, даже ты сам! Целовать в её неподвижные губы, смягчать сухость их потрескавшейся кожицы собственной слюной, осторожно очерчивая нежный контур и мягкие изгибы прикрытого ротика кончиком собственного языка. Пьянеть, дуреть за считанные секунды, едва удерживаясь под ударами атакующего сумасшествия и одержимого желания сжать её что силы в своих руках и сделать что-то недопустимое.

Господи!.. Как ты ещё сам не лишился чувств и не скончался тут же на месте от разрыва сердца?

– Возвращайся, Эллис! Ты же знаешь… я тебя всё равно не отпущу! Ты моя… Слышишь? Только моя…

* * *

Если бы ты только знал, как я этого хотела, как рвалась и едва не с отчаяньем тянулась за твоим сиплым голосом, как пыталась вцепиться пальцами в твои запястья и никогда уже больше не отпускать. Вжаться со всей дури, до лихорадочной дрожи и сковывающей мышцы боли. И плевать, что ты сделаешь со мной за это, хоть переломаешь кости или срежешь с себя буквально ножом. Мне уже бы всё равно!

Я же чувствовала и слышала, как сильно ты хотел этого, как сходил из-за этого с ума и какой обжигающей была твоя воспалённая кожа и охрипший голос. Как ломилось моё сердце навстречу твоему сквозь наши рёбра под давлением нереального притяжения, затягивая своей единой пульсацией окружающий вакуум пустоты и рассыпающиеся молекулы немощного мрака. И я действительно всё это чувствовала, через тебя, в тебе, ТЕБЯ! Осязала, поглощала, пропускала каждой порой своей кожи, каждой клеткой раскрытых нервов, не в силах насытиться этими ощущениями, насытиться тобой… твоими губами, вкусом твоего поцелуя.