В моей руке – гибель

Степанова Татьяна Юрьевна

— Славянство — боль наша… — Валерий Кириллович поднялся, пошатываясь. — Крик души нашей… Отец — мудрый человек, еще десять лет назад предупреждал, да мы слушать не хотели. Вот и получили. Получили после Империи, а? Развал, разруха, коррупция, война, бардак полнейший… Молчи, Магда! — прикрикнул он на свою жену, лепетавшую что-то по-немецки. — Что ты можешь понимать в нашей боли?

Что?!

Шумно заговорили о политике. Какое застолье, даже поминальное, сейчас без нее обходится? Потом подали горячее.

Молодежь

точно стая птиц снялась со своего конца стола — начали менять приборы, накрывая чай. Катя поискала глазами Лизу — ведь та хотела с ней о чем-то посоветоваться. Но приятельница была целиком поглощена хозяйственными хлопотами. Она явно чувствовала себя своей в этой семье и еще из кожи вон лезла, чтобы завоевать расположение.

— Ну, Катя, понравилось вам в Степкиной учебке? Мне Сергей сейчас рассказывал про ваши приключения.

Она обернулась — позади стоял Дмитрий с блюдцем парниковой клубники в руке.

— На кухне у Маруси стибрил, угощайтесь. Вот самая спелая. Ну и понравилось?

— Очень не понравилось, — Катя прошла в гостиную, он последовал за ней. Эта комната была обставлена столь же старомодно и просто, как и все на этой старой даче: мебель темного дуба конца 50-х, кожаный диван, кресла у камина, выложенного кирпичом, на стенах — огромное количество фотографий. В основном разные эпизоды съемок базаровских фильмов и он сам то с режиссерским мегафоном в сдвинутом на ухо берете, то в киношной «люльке» вместе с оператором, то в обнимку с известными артистами, то за письменным столом с трубкой в зубах. Единственным экзотическим пятном в этой сумрачной комнате была облезлая медвежья шкура на полу. Катя полюбовалась на стеклянные медвежьи глаза, желтые клыки оскаленной пасти, кривые когти распяленных на паркете лап.

— Странный у вас брат, Дима, — сказала она задумчиво. — Вы так с ним похожи — словно одно лицо, и вместе с тем…

Например, стихи, что он сейчас читал, — здорово и вместе с тем как-то зловеще. Никогда не думала, что Пушкин может прозвучать вот так недобро: «Кожей он твоей покроет…»

Я никогда прежде не обращала внимания на конец этой баллады. Это ведь перевод Мериме?

— Да. Дед хотел фильм поставить, где соединялись бы мотивы «Гюзлы» и легенды, изложенной Мериме в «Локисе».

Он у нас просто бредил «Медвежьей свадьбой» — фильм такой был старинный, немой, в двадцатых, не видели?

Катя кивнула. В этот момент в гостиную, вращая колеса своего кресла руками, вплыла Анна Павловна.

— Дима, найди мне телефон, — приказала она скрипучим голосом. — Вечно трубку от меня прячут. Какая девушка милая! Кто это — что-то не помню.

Катю снова представили, на этот раз как «родственницу Андрея Константиновича». Она отметила, что Дмитрий называть ее на этот раз «женой Вадика» не стал.

— Вот Екатерина интересуется «Медвежьей свадьбой», бабушка. Побудьте с ней, пока я телефон найду, — шепнул

он Кате.

— Божественный фильм. Культовый, как бы сейчас сказали. Малиновская играла… не помните ее? Сейчас никто не помнит. Звезда немого кино. Настоящая красавица была, я ее отлично помню. В двадцать седьмом мы встречались у Яншина, — старая актриса пожевала губами. — Я еще девчонкой была, только начинала сниматься, Протазанов меня приглашал, Ильинский Игоречек… Тогда все бредили этой «Свадьбой». Юра Завадский пробовался на роль, такой был баловень женщин… Хотели все сделать по-новому: мистика, эротика, человеко-зверь, любовь и страсть… В Пролеткульте насчет разрешения все хлопотали.

— Нашел, вот, — вернувшийся Дмитрий протянул старухе радиотелефон.

— Зачем мне он? Я никому не собиралась звонить в такой день. Лена хворает, Долорес в отъезде, а остальные… Сами пусть звонят, не дешевле их, чай, — старуха досадливо отмахнулась. — Телеграмму от Бертолуччи положите мне на стол.

Мне Лизочек потом переведет с итальянского. О чем это мы с вами говорили, девушка? Ах да, человеко-зверь, страсти…

У Мериме в «Локисе» ведь много недосказанного, правда?

Катя кивнула. Бормотание старухи напоминало стрекот цикады в траве.

— Он ведь о многом умолчал, о самом главном. «Медведь утащил графиню!» Ну вспоминаете? А чей сын был молодой граф: человека или медведя? Изнасиловал ли зверь похищенную женщину? Мериме умел подавать весь этот, как французы говорят «juir», под вуалью умышленной недосказанности. — Старуха затрясла головой. — Нынешние бы писуны и кинолабухи не постеснялись бы влепить в сценарий смачную сцену скотоложства!

— Бабушка! — Дмитрий усмехнулся. — Не пугайте гостей.

— Правдой, Дима, не испугаешь. У меня есть глаза.

И пока они еще глядят на этот свихнувшийся свет, они видят.

Все видят. «Медвежья свадьба» — бог мой, как давно это было! Взгляните, во-он над камином фотографии. Это мы в двадцать седьмом на съемочной площадке: Малиновская — звезда, Завадский, я — статисточка, никому не известная. Все изменилось, жизнь прошла, как песок сквозь пальцы, Кира вот умер, бросил меня, — старуха всхлипнула. — Скажите Марусе, чтобы принесла раунатин. И чаю с лимоном сюда, будьте добры.

Дмитрий повел Катю на веранду.

— Маразм крепчает, бабуля наша — увы… А ведь тоже была красавица. Видели в кино, наверное? Катя, я вот все спросить вас хотел, только не решался все. — Он внезапно уперся рукой в стену, преграждая ей путь. — Вам Лизка утром звонила, я ее просил. Вы намеренно не захотели со мной ехать?

Она пожала плечами.

— Совсем нет, почему? Так получилось. Сережка собирался с вашим братом дела обсуждать, и мы договори…

— Дела брата сейчас веду я, — Дмитрий придвинулся ближе. — Значит, просто так получилось. Катя?.. А Вадька надолго уехал?