В моей смерти винить президента... (сборник)
Шрифт:
САНТЕХНИК. У меня нет неурядиц. У меня – личная трагедия.
Он вскакивает, бежит к крану, и начинает раскручивать его. Эльза бежит за ним.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Что вы делаете?
САНТЕХНИК. Я поменяю вам прокладку! Я поменяю вам эту чёртову исправную прокладку! Гоните тысячу рублей!
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (хватая его за рукав) Не-ет! Вы не такой. Вы добрый, отважный, чуткий и честный! Вы настоящий Спартак!
САНТЕХНИК. (раскидывая кран на запчасти) Гоните тысячу! Если
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (прищурившись) Тяжкие телесные?
САНТЕХНИК. Так точно! И канарейка впридачу.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Я вас не боюсь. И тысячи вам не дам.
САНТЕХНИК. (бросая кран) Тогда останетесь без воды.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. И пусть. Зато не потеряю веры в человечество.
Сантехник садится за барную стойку.
САНТЕХНИК. Вы славная женщина. Эта, как её... Дульсинея. Жаль, что вам сто лет.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Сто один. Но у меня есть моя молодая копия.
САНТЕХНИК. (с сарказмом) Что вы говорите?!
Эльза идёт к столу, перебирает журналы.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Чёрт! Куда же делась её фотография...
Открывает альбом, вытаскивает новый снимок Веры и приносит его сантехинку. Сантехник вертит снимок и так и сяк, то вплотную подносит его к глазам, то отводит на расстояние вытянутой руки.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Вам нравится эта девушка?
САНТЕХНИК. Очень.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Вы бы женились на ней?
САНТЕХНИК. А у неё нет канарейки?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. У неё даже хахаля нет.
САНТЕХНИК. (кивая на Нельсона) А это кто?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Нельсон. Его вышила моя бабушка так давно, что его в трёх местах сожрала моль.
Сантехник вскакивая прохаживается по комнате и рассматривает фото.
САНТЕХНИК. Эх, не нравится мне этот Ельсон... Ох, не нравится мне эта моль... (резко останавливается) Знаете что, давайте мне вашу рыбу, кторая помогает забыть любовные неурядицы!
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (кидаясь к холодильнику) Так женились бы или нет?
САНТЕХНИК. На такой девушке любой бы женился.
Вставляет фотографию в раму картины, любуется, отойдя на шаг.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (рассматривая пустой холодильник) Я спрашиваю не любого, а вас.
САНТЕХНИК. (грустно) Я для неё слишком честный, слишком добрый, слишком сантехник и слишком Спартак. Но я миллиард раз сделал бы ей предложение, пока она не бросила бы своего Хельсона и не сказала бы мне «Да»!
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (захлопнув холодильник, радостно) У меня нет тунца! Только чёрный хлеб.
САНТЕХНИК. (весело) А он от чего помогает?
Садится на барный стул, закрывает свой чемоданчик.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (шёпотом)
Оба хохочут. Допивают из чашек коньяк, чокаются.
САНТЕХНИК. Вы чудесная. Мне давно не было так хорошо. Я даже склонен считать, что моя личная трагедия – не трагедия вовсе, а маленькая любовная неурядица. Я даже готов бесплатно разобрать вам ещё один кран. Скажите, у вас есть банджо?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. У меня есть электрошокер, фен, блендер и кофемолка.
САНТЕХНИК. А что-нибудь струнное?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Ах, струнное!
Бросается к шкафу, встав на табуретку, снимает с него гитару и протягивает её сантехнику. Он любовно оглядывает инструмент, пробует струны.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (садится напротив) Вы играете?
САНТЕХНИК. Нет.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Поёте?
САНТЕХНИК. Нет.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Тогда зачем вам банджо?
САНТЕХНИК. Чтобы почувствовать себя счастливым. (любовно перебирает струны) Вы знаете, что такое счастье?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Хотелось бы узнать.
САНТЕХНИК. Счастье – это когда потихоньку бренчишь на струнах, а жена варит борщ.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (смотрит на него потрясённо) Счастье – это когда потихоньку бренчишь на струнах, а жена варит борщ... А моя Верка даже яичницу не умеет готовить.
САНТЕХНИК. Верка? Кто это?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Внучка моя. Та, которая на фотографии.
САНТЕХНИК. (хлопком заглушая струны) И где она?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Живёт на крыше. Как Карлсон. Мы с ней всё время ссоримся, потому что я хочу поскорее выдать её замуж, а она говорит, что ей это не нужно.
САНТЕХНИК. Позвольте, но как же такая красивая молодая леди может жить на крыше? Там же ни душа, ни горячей воды!
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. (заговорщически) У неё там «Мерседес AMG 500». Как он туда попал, никто не знает. Просто однажды – хлоп! – и на крыше появился новенький «Мерседес», перевязанный розовой лентой с запиской на лобовом стекле: «Верочке на память о нашей короткой любви». Уж Верка плакала, уж рыдала! Но «Мерседес» приняла. А куда его было девать?
САНТЕХНИК. И его до сих пор не угнали?
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Как же его угонят?! Он же на крыше!
САНТЕХНИК. А снять не пытались? Ну, чтобы ездить на нём или продать.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. Снять не пытались. Во-первых, Верка не умеет водить. Во-вторых, ей нравится, что у неё на крыше есть убежище. А в-третьих...
Сантехник, сбряцав на струнах что-то бравурное, отставляет гитару, прислонив её к стене.
ЭЛЬЗА ГРИГОРЬЕВНА. В-третьих, вот женитесь на ней, и снимете, наконец, с крыши этот чёртов AMG 500! Если честно, я его ненавижу.