В море – дома! Славный мичман Егоркин
Шрифт:
– А если у них возникнет такой интерес, то орать-то уже поздно будет! – ввернул кто-то.
– Эй, а ну, закрыли свой Бакинский базар на ходовом посту! Даже замполит молчит, как положено, внимание не отвлекает. А эти разошлись! Юмор бьет ключом! Чистый КВН! Всему предел бывает! Рулевой вон этот юмор ваш запоминает, чтобы в кубрике с братвой поделиться, а корабль идет, как бык… это самое! – прикрикнул командир, напомнив офицерам, где они, собственно, сейчас присутствуют.
– А ну, не виляй! Рыскаешь, то вправо, то влево по курсу, как пьянчуга по пути из кабака!!! – это уже Караев сходу «подравнял» рулевого.
«Вообще-то,
«Безшабашный» еще долго ходил за «Марьятой». Больше оторваться ей не удавалось. Хватит, ученые!
Глава 7. Если море горбатое…
Получили штормовое предупреждение, и, хотя погода все еще радовала и искрилась летним солнцем, волны стали повыше. Штурман ворчал, что где-то в столице что-то перепутали, а теперь вот еще возьмут и накаркают. Но командир, молча указал ему на небольшую черную тучку на северо-западе, в которую медленно погружалось солнце. Похоже, что она набухала и разрасталась, а из-за горизонта лезли и ее приотставшие подруги.
– Штурман, вспомните у Лухманова: «Если солнце село в тучу – жди, моряк, на море бучу!» – напомнил Караев. – Классика!
– Если есть ему что вспоминать, конечно… – пробурчал сквозь чуткую дрёму Константин Александрович из-под мохнатого воротника командирского тулупа, куда он прятал усталые от напряжения глаза.
– Да и у меня нога, перебитая когда-то, мозжила всю ночь. Примета верная! – согласился Егоркин, принесший на подпись вахтенному офицеру журнал обходов дежурного по низам.
Командир как в воду глядел! Впрочем, именно туда он и глядел, и видел именно то, что положено видеть опытному моряку, в отличие от восторженных романтиков и равнодушных балбесов, не отягощающих свои мозги лишними знаниями!
Море потемнело, стало живым, переливающимся тяжелым ультрамарином. Ветер скоро запел в антеннах на разные голоса, затрепетали флаги на сигнальных фалах. Волны покрылись белыми «барашками», становились все больше и больше. А вот уже корабль стал тяжело переваливаться с борта на борт, а валы с шумом грохали молотами в борта и злобно шипели. Где-то внизу на палубу полетели с баков матросские кружки и тарелки, беспечно оставленные на них камбузным нарядом. Всё стало свинцово-серым, волны заливали палубу, зло били и по пусковой установке на полубаке, и прямо в лоб, в надстройку. Корабль взмывал на крутой волне и тяжело ухал в открывающуюся, кипящую пеной, темную бездну. С иллюминаторов ходового поста открывалось впечатляющее, жутковатое зрелище.
Вокруг все потемнело –
Серые, промозглые, крутые валы валяли корабль среднего водоизмещения, как хотели – и с борта на борт, и с носа на корму. Экипаж внизу уже начал страдать от качки. На ходовом, стараясь сохранить равновесие, все вахтенные приняли свои меры. Кто встал «врастопырку», вцепился руками во что мог, кто забился между приборами, сокращая для себя возможность всякого «принужденного» движения.
Из затемненного ГКП прямо на ходовой, балансируя руками, ввалился «шаман» со своим секретным чемоданом – принес очередную срочную шифровку.
– Ага! Не забыл нас всемогущий штаб! – сказал Караев, что-то пытаясь разглядеть в тумане по курсу корабля, и, одновременно, изучая планшет с телеграммой в своих руках.
В это время сторожевик бросило на борт. «Шаман», который стоял пред Папой и ни за что не держался, полетел в сторону, успев судорожно схватиться за ручки машинных телеграфов, жалобно тенькнувших.
Командир быстро вернул их на место и проникновенно пробурчал: – Шаман! Когда ты здесь в следующий раз куда лететь будешь – уж лучше за мои…, мгм, хватайся, чем за телеграфы!
Действительно, это была не самая лучшая точка опоры. «Дайте мне точку опоры – и я переверну вам корабль!» – где-то так!
Со скрипом и стоном, «Бесшабашный» потянул вверх свои мачты, пытаясь вернуться на ровный киль.
Экстренно задраивали иллюминаторы, затягивали тугие барашковые гайки на них. Еще раз, по новой, крепили имущество по штормовому. Командир несколько раз объявил по громкоговорящей связи запрет на выход на верхнюю палубу.
«Всегда найдется головотяп, желающий вылезти на палубу и угодить под мощную волну! И почему-то многих тянет отдать жадному морю свой обед или ужин, перегнувшись через борт и не взирая ни на что!
А вот этого как раз и нельзя делать при шторме – на это есть в достатке гальюны. Так нет же, каждый раз лезут на верхнюю палубу!» – беспокоился старпом Меркурьев.
Тем временем, «Марьята», вероятно получила команду укрыться от шторма. Да и «ловить»-то ей пока стало нечего – не до того! Не до игр – все пошло всерьез, с морем не до шуток! Командир «разведчика» вежливо попрощался в открытом радиоканале, выслушал ответные «расшаркивания», пожелал счастливого плавания и повернул корабль восвояси. Хороший, мол, я парень, вот только работа такая…
Караев молча сунул микрофон Жильцову и тот вежливо что-то ответил, и даже пошутил на хорошем английском. Командир проникся тайной завистью к его произношению. Но – каждому своё!
– Леди с дилижансу – пони в кайф! Как говорят наши заклятые друзья англичане, в переводе на язык родных осин – удовлетворенно заключил Караев. Уж как умел!
– Ну, твой английский – чистый Оксфорд! – иронично закивал Жильцов.
– Приятно слышать такое от знатока! – шутливо раскланялся командир.
Через некоторое время «Бесшабашный» тоже получил команду на прекращение слежения и возвращения в родную базу.