В муках рождения

Церенц

Народ, узнав о прибытии Гургена, толпами радостно встречал его. Старший сын Ашота Арцруни Григор Дереник, правивший Васпураканом вместо отца, находящегося в Багдаде, был ненавистен народу своим чванством и себялюбием.

Все мелкие арабские князьки, услыхав о возвращении Гургена, объединились вокруг Дереника и напали на него. Но Гурген со своим небольшим отрядом сумел отразить удар и рассеять врагов. Сам он был ранен в руку и нуждался в лечении.

Этим воспользовались Дереник и его единомышленники. Они снова пошли против Гургена, который еще не совсем оправился от перенесенных

им страданий и новой раны. Враги захватили его в плен и заключили в тюрьму его же родового дворца в Адамакерте.

Как-то ночью, когда он, раненый, грустно сидел в заточении, к нему вошел один из слуг Дереника, развязал цепи и, положив перед ним оружие, сказал: «Ты один можешь отомстить за меня этому глупому и чванливому молодому князю. Прошу тебя, пойдем со мной. Одним ударом ты сможешь стать правителем, не только Мардастана, но и всего Васпуракана».

Гурген с обнаженным мечом вошел в спальню Григора Дереника и громко крикнул:

— Привет тебе, сын мой, Дереник!

Дереник раскрыл глаза и, увидев исполина с обнаженным мечом, сумел только выговорить:

— Отец мой, пощади меня…

А Гурген, большое сердце которого не питало никогда мстительных чувств, ничего не ответил, оставил его и покинул город. Он нашел пристанище в монастыре, у села Еразани, в келье монаха, которому когда-то сделал много добра.

Но монах, приютив его, вероломно предал его Деренику, снова заключившему его в темницу.

Хосров, услыхав об этом, прибыл в Васпуракан. Сюда же прибыл и католикос Захария вместе с князем князей Ашотом Багратуни. Они приехали просить Дереника об освобождении героя. Дереник не устоял перед просьбой таких почтенных людей, освободил Гургена и передал ему Мардастан как отцовское наследие.

Но Гурген уже чувствовал отвращение и к людскому предательству и даже к дальновидной политике Ашота Багратуни. Безнадежная любовь к Эхинэ охладила в нем всякую любовь к славе и власти. Он привел в порядок дела в Мардастане, избрал забытую всеми область Тарон и решил очистить ее от врагов.

За период этой скитальческой жизни, он своей храбростью заслужил горячую любовь народа.

В это же время князь князей Ашот, поставив себе целью завладеть всеми армянскими, грузинскими и ахванскими княжествами, внезапно вступил в Васпуракан. Дереник не сумел противостоять ему и был захвачен в плен. Гурген находился в Тароне, когда до него дошла эта весть. Не теряя времени, он с отрядом в четыреста человек прекрасно вооруженных храбрецов, выступил из Тарона. Ашот со своими войсками находился в столице Рштуник. Не расспрашивая о численности его войск, Гурген приехал в Норагех и написал князю князей письмо, предлагая ему освободить Дереника, в противном случае грозил истребить все его войско и его самого. Он собирался той же ночью пойти на Ашота.

Ашот, как человек умный и дальновидный, не желал встречаться с таким опасным противником, как Гурген, написал ему ласковое письмо, успокаивая тем, что он не собирался наносить Деренику вреда.

Тогда Гурген написал Ашоту еще более ласковое письмо, почтительно предлагая ему выдать замуж за Дереника свою дочь, которая станет, таким образом, княгиней Васпураканской. Ашот согласился, отвез

Дереника в Багаран и устроил там пышный свадебный пир. Этим установился мир во всей Армении.

Глава двадцать восьмая

Старый изменник

Гурген тем временем продолжал разъезжать со своим отрядом по Васпуракану, Тарону, Апаунику и Андзевской областям, до самой греческой границы, наводя страх на насильников, и на радость притесненному народу.

Как-то, вернувшись из дальней поездки, он отдыхал в своем мардастанском замке, когда ему доложили о приезде Хосрова. Приезд старого друга очень обрадовал Гургена, особенно, когда он увидел старика веселого и в добром здоровье.

Друзья поужинали, побеседовали о многом, и в особенности о дальновидной политике князя Ашота Багратуни, подавшей повод к длительным спорам. Когда все уже разошлись, и они остались одни, Хосров, словно очнувшись от сна, сказал:

— О главной цели моего посещения, Гурген, я не забыл, а намеренно медлил — и достал запечатанное письмо.

Гурген взял письмо.

— Почерк Эхинэ! — воскликнул он, побледнев от волнения, но вместо того, чтобы вскрыть, продолжат смотреть на Хосрова.

— Читай, чего же ты ждешь?

«От княгини Андзевской Эхинэ князю Мардастана, Гургену Арцруни». При чтении этих слов руки Гургена дрожали. Впервые за одиннадцать лет Эхинэ писала ему.

— Какой ты еще юный, Гурген! — нетерпеливо воскликнул старик с еле заметной усмешкой. — Скорей же вскрой и прочитай!

«Мушег скончался. Если ты согласен стать отцом больного, осиротевшего мальчика и владеть Андзевской областью, не медли. Мы окружены врагами, и жадными властолюбцами. Поступай так, как тебе подскажет сердце. Эхинэ».

Гурген так и подскочил на месте. — И ты медлил с таким письмом! Неужели Эхинэ сомневается в моем решении? Едем, Хосров!

— Гурген, ты забыл, что друг твой постарел. Я ведь только что с дороги. Неужели нельзя потерпеть еще ночь?

— Ты прав, но я терплю вот уже девятнадцать лет. Все меня считали человеком, жаждущим крови и войны, ибо я не мог усидеть на месте и недели. Всем казалось, что война — для меня забава, но ты, Хосров, знаешь меня. Меня день и ночь пожирал сердечный огонь. Почему ты заставил написать это хитроумное письмо? Почему Эхинэ не пишет прямо о нашем браке?

— Ты неправ, говоря так обо мне и об Эхинэ. Я ей не давал никаких советов, потому что у этой женщины ума хватит на десять человек. Она меня просила приехать к ней. Когда я въехал в Кангуар, Мушег только что скончался. После пышных похорон Эхинэ откровенно рассказала мне о вашей любви, о которой я знал, хотя вы и не признавались мне. И хорошо делали, ваш долг был молчать, а мой — угадывать.

Она спросила меня, как поступить ей, матери и женщине? Рассказала, что Дереник Арцруни через игумена Духова монастыря заставил Мушега подписать новое завещание, пользуясь его слабоумием и старостью. Рассказала, как жадные князья Арцруни завладели областью Рштуник. Но эта женщина, пренебрегшая потерей области, не могла простить им потерю Гургена. При воспоминании об этом у нее дрожали губы и сверкали гневом глаза.