В муках рождения

Церенц

Хосров был поражен рассказом Эхинэ и мог только воскликнуть:

— Воистину, ты единственная могла быть достойной женой Гургена!

Наступило молчание. Наконец Эхинэ подняла голову и спросила:

— Слыхал большую новость?

— Нет. Какая новость?

— Смерть верховного эмира.

— Как? Абу Джафр умер?

— Да. Сын убил отца и сел на его место.

— Доченька моя хорошая, какая же прекрасная новость! Откуда ты узнала?

— Я еду из Хоя. Там уже стало известно. Город очень взволнован. Я отправила жену Омара вчера утром, а сама выехала вечером.

— Ты,

должно быть, устала. Отдохни немного, а я пойду узнаю, все ли в порядке. Скажи, княгиня, а жена тюремщика знает о смерти эмира?

— Как она может не знать? Арабы в большом смятении, многие взялись за оружие из страха к армянам. Эмир велел читать воззвание на улицах. За малейший беспорядок грозит строго наказать. Говоря правду, я осталась равнодушна к этому большому событию, для меня самое главное — достичь моей цели.

Хосров вышел из землянки, поставив у входа верного стража. Он шел, раздумывая о смерти Абу Джафра, о ее последствиях для Армении и для освобождения Гургена. Когда он подумал о том, что сын убил отца и сам стал эмиром, о том, что исчезла любовь между детьми и родителями и семейные устои пали, то пришел к убеждению, что и падение арабского владычества, а значит и освобождение Армении, недалеко. Но для освобождения Армении надо было иметь мудрую голову, учителя нравственности и религии, добродетельный, бескорыстный церковный орган, ибо народ легко мог стать на путь истинный, если бы только нашлась хорошая и достойная рука.

Так, раздумывая, шел по дороге к селу переодетый крестьянином Хосров. Он остался довольным приготовлениями, а по возвращении в землянку нашел Эхинэ отдохнувшей и бодрой.

Глава двадцать шестая

Торг

Вечером в той же комнате, где мы видели утром Гургена, осыпаемого яростными угрозами наглой арабки, на том же диване сидел тюремщик Омар с молодой красивой арабкой. Они дружески беседовали, но прекрасные миндалевидные глаза молодой женщины так плутовски, искоса смотрели на мужчину, что безошибочно можно было угадать за этим взглядом некое коварство, ибо по ее испытующему взгляду чувствовалось, что она хотела узнать, какое впечатление производят на него ее слова. Эта женщина была женой Омара.

— Жена, что ты мне предлагаешь? Я и сам знаю, что пятьдесят золотых — вещь хорошая, но шутка ли — связаться с верховным эмиром? Эта госпожа — не простая женщина. Она, очевидно, влиятельная особа в Багдаде.

— Что? Ты боишься эмира? Будь спокоен, и дай бог тебе долгих лет жизни. Эмир скончался.

— Чем ты хочешь обмануть меня, глупая женщина?

— Какой там обман? Вчера утром весть об этом облетела весь город. Не веришь, спроси погонщика мулов и нашего слугу, которые привезли меня. Если бы не эта смерть, разве я осмелилась предложить тебе такой дерзкий план? Надо воспользоваться таким положением, милый мой муженек. За три года тебе не перепадет столько золота. Послушайся меня, неужели я тебе враг, чтобы подвергать тебя опасности!

— Ты мне не враг, но даже пословица гласит! «Волос у женщины долог, а ум короток». Ты женщина, и тебе невдомек, что даешь мне опасный совет.

Омар

говорил спокойно и внушительно, уверенный в превосходстве своего пола, а женщина, много раз заставлявшая его плясать под свою дудку, еле удерживалась от смеха. Она продолжала:

— Чего ты боишься? Эмира больше нет, понял? Сын, убивший отца, унаследовал его трон и не собирается вовсе продолжать дело отца. Возможно, что завтра он велит выпустить из тюрьмы всех армянских князей. Тогда что ты выгадаешь?

— Если эмир умер, то тавризский и хойский эмиры ведь живы. Ты знаешь, чем угрожает мне эта ужасная госпожа?

— Если ты обращаешь внимание на слова женщины, послушайся лучше меня, это гораздо выгоднее нам.

— Но это очень опасно и может стоить мне жизни.

— Подумай немного, милый мой муженек. Скажем, родственники этого князя разрушили бы стену и освободили его, что бы ты сказал утром этой женщине, которая тебя так ужасает, несмотря на длину ее волос?

— Я бы сказал, что это моя судьба, и покорился бы ей.

— Тебе кажется, что за это тебя могли бы повесить?

— Кто знает, может и повесили бы, а я вовсе не хочу умирать на виселице.

Женщина, увидев, что ей не удается убедить мужа, стала плакать, бить себя в грудь, оплакивать свою судьбу. Муж в это время грустно думал о чем-то. Наконец, жена, словно найдя выход, вытерла слезы и сказала:

— А если кто-нибудь нападет на тебя, свяжет руки и ноги, вытащит из кармана ключи, даст тебе пятьдесят золотых и освободит армянского князя, что ты тогда скажешь?

— Вот это… — сказал медленно раздумывая, муж — это дело возможное. Тогда я не буду в ответе перед тавризским эмиром. Да, это возможно. Но тогда надо, чтобы княжеских людей было по крайней мере человек десять, столько же, сколько наших стражей.

— Об этом ты не заботься. Осталось недолго, сейчас стемнеет, и они на лодке с двенадцатью гребцами подплывут к берегу. Я несколько человек из стражи пошлю в ближайшую деревню, велю тебя покрепче связать, тогда ты получишь свои пятьдесят золотых, а я…

Тут женщина сверкнула своими волшебными глазами, с громким хохотом лукаво посмотрела на мужа и умолкла.

— Что, и ты получаешь что-нибудь?

— Да, мне подарят красивое алмазное ожерелье. Ты молчи и ничего не делай, а я все устрою, — и женщина вышла из комнаты.

— Жена!.. Послушай! Проклятая женщина… Пропала моя головушка. Она погубит меня. Хотел ей сказать, чтобы эти нечестивцы хотя бы не очень крепко связали меня… Но пятьдесят золотых не маленькие деньги… Посмотрим, только бы удалось с божьей помощью.

Жена его в это время с дьявольской быстротой побежала к стражам, отослала двух из замка и спустилась к озеру в ту минуту, когда обе лодки приближались к берегу. Она сначала растерялась, не увидев в них ни одной женщины, но когда из лодки выпрыгнул на берег юноша и звонким голосом сказал: «Постой! Это я, не бойся», — арабка успокоилась. Эхинэ подошла к ней.

— Ну, как твой муж? Согласился?

— Затрудняется…

— Если ты не можешь его уговорить, то смотри, сколько у нас вооруженных людей. Узник будет освобожден, но ты потеряешь свою награду.