В небе Чукотки. Записки полярного летчика
Шрифт:
Но отрицательный результат, как известно, указывает иное направление поиска и тем полезен.
Еще до этого события направление ума и деятельности летчика–испытателя НИИ ВВС Гроховского стало известно М. Н. Тухачевскому. Напомню, что это был один из знаменитых полководцев гражданской войны и теоретик по складу ума. В то время он был командармом первого ранга, а в 1935 году, с установлением звания Маршала Советского Союза, ему было присвоено это высшее воинское звание.
Анализируя опыт империалистической войны, Тухачевский пришел к выводу, что классическая военная доктрина «укрепленных рубежей» устарела. Ее опрокинул опыт гражданской войны, а конкретно — рейды конницы
Советского человека наших дней трудно удивить каким–либо техническим новшеством, Послевоенное поколение с детства воспитано в уверенности, что «Мы все можем!». В этом убеждении зримый итог гигантской работы партии по превращению нашей страны в передовую индустриальную державу. Совсем другой «климат» был в начале 30–х годов. Каждое доказательство того, что мы можем в чем–то превзойти заграницу, нам самим казалось откровением. Поэтому новаторство Гроховского наносило удар не только техническому консерватизму. Оно доказывало правоту партии в борьбе с неверящими в творческие возможности народа при диктатуре пролетариата. Итак, к указанному времени (1932 г.) были изобретены, выполнены в натуре, испытаны и поставлены на вооружение армии полужесткие мешки и короба для парашютного десантирования с самолета Р–5 всевозможного снаряжения, необходимого десанту в тылу противника. К слову напомню, что в подкрыльных коробах Гроховского в 1934 году летчики Каманин, Молоков и Водопьянов вывозили челюскинцев из ледового лагеря Шмидта на Чукотке. В годы Отечественной войны в подвесных мешках, изобретенных еще в 1931 году, наши летчики поставляли снабжение партизанам.
Для десантирования людей вместо не оправдавших себя индивидуальных люлек под крылом была изобретена одна подвесная кабина под фюзеляж. В таких кабинах ТБ–1 стал поднимать шестнадцать парашютистов. Под этот же самолет для сбрасывания десанту минометов, винтовок и боеприпасов КБ сделало парашютный контейнер грузоподъемностью в тысячу килограммов.
Самым важным результатом работы КБ за указанный период явился психологический сдвиг в умах значительной части высшего командного состава армии, То, что два года назад большинству представлялось беспочвенной фантазией, а первые удачные опыты лишь цирковыми номерами, предстало убедительной явью, дало новое и небывалое оружие нашей армии!
На итоговой демонстрации парашютного десантирования бойцов вместе с оружием Тухачевский сказал Гроховскому:
— То, что ваше КБ сделало, вдохновляет на большее. Самое важное в десанте — способность к автономным действиям. Работайте над тем, чтобы десант имел тяжелое оружие и средства передвижения по тылам противника. Вы получите все, что нужно. И надо спешить, пока «там» не пронюхали!
Под словом «там» он имел в виду заграницу. К описанию завершающего этапа испытаний я вернусь позднее, а сейчас расскажу о летчиках–испытателях.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ЛЕТЧИКИ
КОМАНДИР
Особое конструкторское бюро работало на авиацию. Часть его сотрудников воплощала идеи в чертежи, другая часть создавала по ним объекты. Летный отряд был придан бюро Гроховского для испытательных
Я расскажу здесь о тех, кого знал лично и чей труд вставил след в деле создания воздушного десанта.
В 1933 году в отряде было пять летчиков, включая командира Сафронова.
Это был неторопливый, уравновешенный человек лет сорока, строевик, вобравший в себя все премудрости армейских уставов, веривший в их святость, а также в незыблемость субординации. Но это не была ограниченность чинопочитания. Это была самодисциплина, в основе которой лежало высокоразвитое чувство долга. Поэтому слово «строевик» применительно к Сафронову я произношу с уважением, без всякого подтекста.
Ничего необыкновенного он не говорил и не делал.
Но свое обыкновенное дело он совершал с серьезностью и справедливостью, внушавшими уважение.
Это был опытный и хороший летчик. Начальник ВВС Я. И. Алкснис доверял ему ответственные попеты за границу с особыми поручениями. Наш командир летал на самолете Р–5 в Афганистан и Персию (так тогда называли Иран). В то время такие полеты были редкостью.
В учреждении, где риском и дерзаниями была пронизана вся атмосфера бытия, нужна была организующая сила, способная поддерживать воинский порядок. Напоминаю, что не случайно тогда бытовала поговорка: «Там, где начинается авиация, кончается порядок». Свидетельствую, что у Сафронова порядок был.
Сафронов был принципиален и честен. В те годы на Центральном аэродроме в Москве было несколько опытных бюро и учреждений, в том числе остатки подразделений НИИ ВВС, уже переведенного за город. Среди людей, работавших в этих учреждениях, были недоброжелатели Гроховского. Как мне кажется, ими руководила зависть и к яркости опытов, и к тому вниманию, которое оказывало нашему бюро армейское командование. Не имея что сказать по существу «авантюр» Гроховского, эти недоброжелатели летчиков нашего отряда именовали циркачами.
— Ну что с него взять! Он же служит в «цирке» Гроховского! — говаривали они в адрес кого–либо из нас. Не скрою, на некоторых это действовало. Они подлаживались:
— А что я могу сделать, раз мне досталась такая служба.
Сафронов сердился всерьез и таким «острякам» отвечал:
— Мне вас жаль. Как видно, ни в цирке, ни в серьезном деле вы не соображаете. Поумнеете—приходите, поговорим!
Таким был командир нашего отряда.
АФАНАСЬЕВ
К таким, как Сережа Афанасьев, часто приклеивается ярлык «рубаха–парень». Двадцатипятилетний холостяк с хорошим заработком, он, как правило, к концу месяца оставался без копейки. Все, кому требовалось «подлататься» до получки, шли к нему. Отказывать он не мог. Если у самого в кармане пусто — занимал, чтобы выручить товарища. Материальное благополучие не занимало его мыслей, и о должниках он просто не помнил.
Не только в имени, но и во внешнем облике Сережи было много общего с Есениным. Такой же волнистый, пшеничного цвета чуб, такое же по–девичьи нежное лицо.
Его психику не обременяло ожидание подвоха от летной профессии, и он жил, как птица, не признающая земного тяготения. «Солнечным человеком» называл я его про себя.
В сентябре 1932 года Афанасьев стал первым в Союзe рекордсменом затяжного прыжка. Он научился стабилизировать падение лицом вниз, прекращая штопор и кувыркание с помощью раздвинутых ног или вытянутой руки. Этим маленьким открытием потом стали пользоваться все.