В небе полярных зорь
Шрифт:
— Теперь пошли до дома, «горбатые» добьют.
На пути к своему аэродрому летчики встретили группу «илов».
— Сейчас фрицы попляшут, это уж как пить дать, — услышал Кучеренко очередную остроту Семена.
ГЛАВА VIII
1
В это мартовское утро о полетах не могло быть и речи: густой туман окутал сопки, опустился на летное поле. Тем не менее распорядок дня соблюдался точно. Механики, или технари, как их любовно называют летчики, эти извечные труженики,
На командном пункте эскадрильи Егор Бугров, склонившись над стенгазетой «Гордый сокол», красивым почерком выводит подтекстовку к рисунку Зайцева, на котором горящий «юнкерс» летит к земле, а истребитель с красной звездой на борту боевым разворотом уходит в высоту.
Мы случайно встретились с тобою, Оттого так скоро разошлись...Колонка этого номера стенгазеты посвящена вчерашней победе Кучеренко и Блажко.
Афанасий, примостившись на диване, уткнув нос в воротник куртки, тихо напевает:
Может быть, вдали, над самым фронтом, Разгорится там воздушный бой, Потеряю я свою пилотку Со своей курчавой головой...Ветров и Блажко доигрывают отложенную вчера партию — в эскадрилье проходит шахматный турнир. Комэск вышел на пол-очка вперед, и Семен решил сегодня взять реванш, но мелодия отвлекает и он сердито говорит:
— Афоня! Смени пластинку...
— Можно...
Ты жива еще, моя старушка? Жив и я. Привет тебе, привет!— Ну, затянул панихиду! Дай же партию доиграть, — раздражаясь, кричит Блажко.
А тем временем потянул ветерок, туман приподнялся и рассеялся. Тот же ветер разорвал сплошную облачность на лохматые черные тучи.
Послышался глухой гул моторов и мелкое подрагивание земли. Это вторая вылетела по тревоге.
— Пошли, — сказал Ветров и первым вышел из землянки.
Только летчики разошлись по капонирам, как предутреннюю синеву разрезала зеленая ракета. Не успели растаять ее последние искры, а уже взревели моторы, и самолеты прямо из ниш пошли на взлет.
На разбеге горизонт перед глазами Блажко поплыл вправо. Он нажимает на правый тормоз, но безуспешно: машину по-прежнему тянет влево.
— Что еще за чертовщина? — выругался Семен и прервал взлет. Оказывается, левое колесо попало в глубокую колею, прорезанную бензовозом — вчера заправка машин проходила в оттепель. Утром подморозило, а заровнять летное поле никто не догадался. И вот результат: прерван взлет, потеряны драгоценные минуты.
Кучеренко взлетел один и сразу же пристроился к паре комэска.
Блажко вырвал машину из колеи и под неодобрительные, неразборчивые возгласы Локтева
— Блажко, отставить взлет! — нервно, открытым текстом приказал Локтев.
Не понимая в чем дело, Блажко, красный от напряжения, а больше от обиды за неудачу на разбеге, проклиная всех и вся, вырулил к своей нише. Казалось, весь мир ополчился против него. Могут подумать (это уж как пить дать), что он, Сенька Блажко, струсил, и к одному, еще не рассеянному недоверию, добавится тяжкое подозрение — подозрение в трусости. Ничто так не презирают летчики, как подлость и трусость. Теперь хоть в петлю...
Когда за облаками послышался все нарастающий, режущий уши свист, Локтев понял, что совершилось непоправимое. Немецкие истребители обошли посты ВНОС, и он, командир полка Локтев, выполняя приказ штаба дивизии, выпустил летчиков с блокированного аэродрома, выпустил на верную смерть. Он почувствовал, как немеет правая половина тела, словно ее погружают в холодную воду. «Еще чего не хватало! Только не сейчас!» — приказал себе Локтев и, переложив микрофон в левую руку, начал разминать пальцы онемевшей руки и ногу. А режущий уши свист все усиливался, давил на барабанные перепонки, словно окрестный воздух сжимался под давлением невидимого чудовищного пресса.
Как только послышался гул моторов, Комлев быстро оделся и вышел из землянки. Три самолета набирали высоту, один катился по аэродрому. Комлев перескочил через незамерзающий журчащий ручеек, посреди которого лежал отполированный водой большой камень, пробежал мимо КП эскадрильи к радиостанции.
Из облаков с сумасшедшей скоростью вынеслись два «мессершмитта».
— Бандюг-ги сзади! — крикнул в микрофон Локтев.
«Мессеры» атакуют Бугрова. У Ветрова нет скорости, нет высоты, чтобы сманеврировать. С большой дистанции он дает заградительную очередь. «Мессершмитты» прерывают атаку и свечой уходят в облака. Вторая пара берет в клещи Кучеренко. Бугров резко бросает самолет на желтобрюхого и пушечно-пулеметным огнем зажигает его.
— Так его, бандюг-гу! — кричит Локтев, и тут же дает приказ второй эскадрилье идти на помощь группе Ветрова.
Рев моторов, уханье пушек, треск пулеметных очередей, тявканье зенитной установки — все сливается воедино. Вываливаясь из-за туч четверками и парами, «мессершмитты» непрерывно атакуют. Наши отбивают атаки, принимая оборонительный бой на встречных курсах. Сражаются над аэродромом. На земле каждый что-то кричит, машет руками, но помочь летчикам никто не в силах.
Задымил самолет Бугрова, под крутым углом скрылся за темным гребнем соснового бора. Немедленно туда, за сопку, где сел Бугров, ринулись два стервятника.
— Убьют, ой, убьют они Егора, — простонала оружейница.
Локтев кусал губы. Комлев сжал кулаки до синевы в пальцах.
Запылал «мессершмитт», сбитый зенитчиками. Хлопнул выстрел из ракетницы — сигнал к вылету третьей эскадрилье.
— Кто приказал?! — взревел Локтев.
— Из дивизии, — ответил дежурный по КП.
— Что, и этих на убой? К черту! Прекратить взлет!
Третья эскадрилья, выруливавшая для взлета, повернула к стоянкам.
— Продержитесь еще минуту, продержитесь, — кричит Локтев. — Помощь идет, вторая подходит.