В небе полярных зорь
Шрифт:
— А ты дело предлагаешь, политичный.
Он передвинул стрелки, и будильник зазвенел.
— Ну теперь будет идти. Что ж, завтра приступим к работе и никаких гвоздей!
К утру ветер стих, но по-прежнему валил сырой, липкий снег. Эскадрилья выстроилась перед КП.
— Задание всем ясно? — спросил комэск.
— Ясно!
— Шаго-ом, арр-ш!
Первая группа, увязая по пояс в снегу, спустилась в овраг и скрылась в снежной мгле. Долго от них ничего не было слышно. Люди, стоявшие наверху, нетерпеливо
— Что вы там, умерли? Быстрее поворачивайтесь!
Наконец за веревку дернули, и сквозь свист ветра едва разборчиво донеслось:
— Тяни!
Летчики и механики натянули веревку. Бревно медленно поползло вверх.
— Раз-два, взяли! Еще — взяли!
— Не робейте, ребята, шесть летчиков заменяют один трактор, — шутит Бугров, багровея от напряжения.
Сдвинув шапки на затылки, распахнув куртки, люди таскают бревна, копают землю. От мокрых волос валит пар, лица раскраснелись.
Комлеву часто приходится отвлекаться, чтобы одного заставить одеться, другому запретить глотать снег.
Облепленные снегом, в унтах и меховых куртках, летчики походят на медведей, неуклюже переваливающихся по сугробам с боку на бок.
Соревнование со снегопадом ведут землекопы, роющие котлован.
— Посмотрим, чья возьмет, — раздаются веселые голоса, в воздух летят большие комья снега.
Даже после команды на обед не сразу бросили работу. В столовой стояло необычное оживление, ели с большим аппетитом. К полудню территория эскадрильи походила на своеобразную строительную площадку. Чтобы не прекращать работы с наступлением темноты, установили несколько переносных электрических лампочек.
Нашлись специалисты всех профилей.
Старший сержант Зайцев, отойдя в сторону, внимательно смотрит на строителей. Он задумчив и сосредоточен.
— Эй, сачок! — окликают его.
Зайцев отмахивается:
— Я тоже пашу, — и снова энергично принимается за дело.
2
Комиссия признала работу строителей отличной. Стены обиты фанерой, покрашены. Сквозь низкие, но широкие окна падает много света. В землянках по три комнаты: гардеробная, где стоит и пирамида с винтовками, зал для отдыха и спальня.
Шумно и оживленно проходил праздничный ужин. Отмечался юбилей Красной Армии и новоселье мотористов и оружейников.
Ветров поднял стопку, сказал свое обычное:
— Пропустим по единой, чтобы дома не журились.
Послышался сиплый голос:
— Одному не налили!
Все разом обернулись. В дверях стоял улыбающийся Блажко.
— Семен пришел! Блажко! — кинулись к нему товарищи.
— Жив, Сеня?
— А как вы думаете?
Семен похудел, глаза глубоко ввалились, он еле стоял на ногах, но по-прежнему балагурил.
— Успел-таки, Семен! — весело крикнул кто-то.
— Вы же знаете, что я люблю повеселиться,
Зазвенели стаканы. Заговорили все разом.
— С праздником! С возвращением блудного сына!
Выплеснув в рот стопку и закусывая, Блажко косил жадным взглядом на стаканы Бугрова и Мирзоева.
— Выпьем, товарищи, за новоселье наших работяг, — предложил Голубев.
— Молодец, дело говоришь, — одобрил Блажко и потянулся за стаканом Бугрова. Но в это время Егор подозвал своего механика и передал ему оба стакана.
Блажко облизнул губы, глухо и многозначительно откашлялся.
— Сорвалось, Сеня? — иронически посочувствовал Мирзоев.
— Сорвалось, — с сожалением ответил Блажко и сердито посмотрел на улыбающегося Бугрова. — А еще друг.
— Вот потому, что ты мне друг, я и отдал свою стопку не тебе, а механикам. Приедешь из дома отдыха, тогда получишь весь мой заработок.
— Покорно благодарю, ложка нужна к обеду.
— Это не последний обед.
— Споемте, — предложил , Ветров.
Споемте, друзья, ведь завтра в поход, — затянули сразу запевалы.
— Открывай, открывай, — послышался шепот на сцене.
Занавес из покрашенного парашютного шелка заколыхался, заскрежетали о стальной прут кольца, полотнище немного раздвинулось и остановилось.
— Застопорило! — выкрикнули в зале. — Руками тяните, чего там на технику надеяться.
— Не волнуйтесь, граждане, — успокоил Петр Зайцев.
— Уснуть можно, пока вас дождешься, — шумели зрители.
— Вот и поспите. На свежую голову лучше концерт слушать, — невозмутимо ответил Зайцев.
Занавес наконец открылся, и все ахнули. Почти всю стену занимала картина, еще пахнущая красками. На ней — летчики эскадрильи на строительстве землянок.
— Вот это да, вот это сачок. Ай да Зайцев! — восторженно загалдели в зале.
Появление на сцене Блажко было встречено бурными аплодисментами.
— Дорогие товарищи! — обратился он к зрителям. — Разрешите начать праздничный концерт нашей художественной самодеятельности, посвященный двадцать пятой годовщине Красной Армии. Первым номером нашей программы...
Блажко запнулся, зашарил по карманам. Затем, ударив себя по лбу ладонью, выкрикнул: — Вспомнил, вспомнил...
В зале раздался смех.
— Понимаете, я эту программку выбросил, чтобы легче было тикать от фрицев. А посему концерт отменяется.
— Как отменяется?!
По гудящему залу быстро пробирался к сцене человек.
— Ты что придумал? — наступая на Блажко, сурово спрашивал Афоня Кучеренко, одетый в форму немецкого солдата. — Выходит мне, отважному солдату фюрера, храбро бежавшему в плен к русским, надо возвращаться к фрицам за твоей бумажкой? Нет уж, покорно благодарю, сбегай сам.