В небе полярных зорь
Шрифт:
— Правильно, Никита Кузьмич! — воскликнул Бозор. — Надо будет с норвежцами посоветоваться, что-нибудь да придумаем.
— Что правильно? Ты утром поедешь с Оскаром, — категорически отрезал Комлев.
— Вы хотите, чтобы я оставил друзей?! Нет! Высказали то, о чем я много думал. И вы меня отправляете домой... Нет!
Комлев заговорил спокойнее, душевнее, но так же непреклонно:
— Это очень опасно, Бозор, и кто знает, чем все кончится. Один из нас должен вернуться.
Они спорили до тех пор, пока Комлев
— Хорошо отдохнули? — спросил он, входя.
— Прекрасно, — соврал Комлев.
— Ты бледный, — озабоченно посмотрел на него Мунсен. — Больной?
— Нет, здоров. Просто мы решили не ехать.
— Как не ехать?!
— Вот так, Оскар. Надо попробовать вывести пленных.
— О-о! — протянул Оскар. — Это трудно, очень трудно...
— Я знаю, что трудно, но надо! Просто ничего не дается, так учит нас партия. Понимаешь? Партия! — Комлев подошел к сидевшему на стуле рыбаку и, положив руки ему на плечи, продолжал.
— Оскар, друг! Ты пойми, мы не можем оставить их здесь и вернуться на родину одни. Мы коммунисты. У вас тоже есть коммунисты, партизаны, я знаю. И хотя ты ничего не говоришь, мне кажется, что ты один из них. А если и нет, все равно ты настоящий человек. Организуй нам встречу с каким-нибудь партизанским отрядом, с руководством партийного комитета! Ведь ты это можешь, Оскар!
Пока Комлев говорил, Оскар внимательно смотрел ему в глаза, стараясь понять все до слова. Потом встал и, положив в свой черед руки на плечи Комлева, сказал:
— Хорошо, давайте думать...
2
Полночь. Медленно опускаются на землю белые хлопья. Люди идут цепочкой. Впереди — Оскар. Сама природа, кажется, решила помочь им: нет затрудняющего движение ветра, густой снег быстро засыпает лыжню. Хорошо подготовленные, натертые мазью лыжи скользят легко.
Оскар часто оборачивается — беспокоится, как себя чувствуют русские друзья.
— Хорошо, хорошо, давай вперед! — бодро кивает Комлев.
Настроение чудесное. Их ведут к партизанам. Пришло к концу гнетущее бездействие.
После того, как летчики решили попытаться что-либо предпринять для освобождения пленных, прошло немало дней в тревоге и неизвестности.
И вот они в пути! Шли долго. Обогнули скалистую сопку. Пробежали лощину. Предстояло подняться на крутую, со скалистыми выступами гору.
Комлев, давно не ходивший на лыжах, стал сдавать, да и нога побаливала. Оскар остановился, хотел облегчить ему подъем, забрав рюкзак, но Комлев не отдал.
Одолев гору, очутились в густом, низкорослом ельнике.
— Привал! — скомандовал Оскар.
Тотчас сказалась усталость. Но то, что увидели перед собой, заставило забыть обо всем. Облака, как белоснежные волны, охватывали площадку, на которой
— Красота-то какая! — не выдержал Комлев.
— Норге! — проникновенно отозвался Оскар. Опершись на палки, он весь подался вперед и долго молча смотрел вниз. Потом, энергично сдвинув вязаную шапку на затылок, с большим чувством начал декламировать.
Затем сам перевел стихи, и хотя перевод был не совсем правильным и стройным, но слова Нурдаля Грига задели самые чувствительные струны в сердцах летчиков. Поэт говорил о Родине:
Норвегия! Живи в сердцах людей И будь сама прибежищем им верным! Пусть обретем мы на груди твоей Упорство вместе с мужеством безмерным!Оскар кончил читать и посмотрел на летчиков.
— Хорошо, очень хорошо сказано, и прочитано хорошо, — восхищенно сказал Бозор.
Минуту стояли молча. Вокруг — сказочная тишина. Первым нарушил молчание Оскар.
— Пора в дорогу.
3
Мирзоеву всегда представлялось, что партизаны живут в лесу, в полутемных землянках, ходят увешанные гранатами, опоясанные пулеметными лентами, с болтающимися на длинных ремнях пистолетами. Каково же было его удивление, когда, подойдя к одиноко стоявшему почти на самой вершине горы дому и стукнув в дверь три раза, Оскар сказал:
— Вот мы и дошли!
Послышались шаги, и он повторил стук, но теперь уже в другом ритме.
— Какова сегодня погода? — раздался за дверью чей-то знакомый голос.
— Ветер, — ответил Оскар.
Дверь отворилась и путники увидели Мартина Вадсена.
— Мартин! Разве ты тоже участвуешь в операции? — удивленно спросил Комлев.
— Наци надо убивать, как злая змея, — ответил тот с гордым вызовом.
— Ты хорошо продумал? Возможно бой будет, а у тебя дочка...
— Моя жизнь не дороже твоей, — прервал диалог норвежец.
Миновав полутемную переднюю, где летчики оставили лыжи, он провел их в большую, ярко освещенную, уютно обставленную комнату: посредине круглый стол, покрытый синей скатертью, вокруг него мягкие, обитые синим же кресла, дорогого полированного дерева комод и массивный гардероб. Слева у стены — пианино, в углу — камин, выложенный разноцветными изразцами, на стенах — картины в золоченых рамах.
— Где же партизанский штаб? — разочарованно шепнул Бозор, пока Мартин помогал ему и Комлеву освободиться от заплечных мешков и верхней одежды.