В небо на сломанных крыльях. Как мы на костылях и каталках спасали Вселенную
Шрифт:
Помню, там были отдельные площадки для мини-футбола и волейбола с густым песочным покрытием – прямо кусочки пляжа. Мы, «перваки», пришли туда с нашими воспитателями.
Основная часть общей площадки была уже оккупирована ребятами из Второго отделения. Их футбол стоило посмотреть. Каждой команде было приписано по опытному игроку-«костыльнику». Один был, кажется, с остеомиелитом, а другой и вовсе без ноги, ампутированной почти до самого таза. Причём он укреплял более слабую команду. Это могло показаться странным, если не знать того парня (имя, увы, не помню) – не только отлично игравшего в распасовке, но
Путём переговоров с участием воспитателей волейбольная площадка временно перешла во владение «перваков». В волейбол я не играл – после того путешествия на тот свет у меня были проблемы с быстрой координацией движений на этом свете. Зато я, по обыкновению, с удовольствием двигал исполинские пеньки – шахматы и шашки – на наземных стационарных досках… Потом уселся с книгой на лавочку зрителей так, чтобы наблюдать за НЕЙ, старательно делая вид, что смотрю футбол. Если бы футбол вдруг кончился, я бы «прикрылся» книжкой.
Она уже предложила сыграть в бадминтон неходячей девчонке-колясочнице из Второго. Они явно были знакомы и играли не в первый раз. Я вдруг подумал, что таинственную девочку перевели из Второго в Первое, а я и не заметил. Хотя не помнил также, чтобы такого рода переводы когда-либо происходили.
Уже с первой минуты игры я поразился, как точно она посылает волан на ракетку своей неходячей подружки…
И вот первый «улов»! Подружка назвала её по имени – Аня! Как же я обрадовался!
И вдруг страшная клешня ухватила меня за плечо! Я вздрогнул так, что книжка с колен отлетела в сторону. То был какой-то из томов собрания Майн Рида, взятый в библиотеке…
– Чегой-то ты сегодня пугливый такой, Андрюха? – раздался надо мной басок моего лучшего друга.
«Есть от чего!» – хотел было сказать я, но, потянувшись за книгой, ответил по-другому:
– Да ты, Серёг, всегда подкрадываешься тихо, как этот… цапаешь, как тираннозавр.
Замечу, это ныне динозавры в моде и все сызмала всё про них знают, а тогда, так сказать, прямо изыск эрудиции! Грешен был, да…
И тут я понял, чего ждал больше всего, – именно появления Серёги (замечу, мобильников тоже никаких ещё не было и в помине)… чтобы поделиться с ним своим бредом – уж он бы всё объяснил и успокоил бы!
Серёга, как всегда, сначала грохнул своими стариковскими тростями, пристраивая их к скамейке, а потом громыхнул по скамейке собою, резко садясь на неё. Точнее – громыхнул своими «аппаратами».
Мой лучший друг Серёга Лучин в младенчестве переболел полиомиелитом. Обе ноги с атрофированными мышцами были у него как тростиночки и, чтобы хоть как-то ходить (объясняю для тех, кто не в курсе), нужно было укреплять их специальными конструкциями, которые мы все называли в обиходе «аппаратами» или «станками». Ноги помещались в кожаные футляры, снабжённые с внешней стороны мощным металлическим каркасом с суставами, – получался «экзоскелет». Но даже в таких «аппаратах» ноги в брюках выглядели очень худыми.
Зато выше пояса Серёга был красавцем во всех отношениях. Мышцы как жгуты. Широкие плечи. Руки силы неимоверной. Никаким
Добавьте великолепную сияющую улыбку, абсолютно уверенный взгляд тёмных глаз, «рубленое» очень взрослое лицо, высокий лоб, крупные кудряшки темно-каштановых волос. И потрясающую жизнерадостность, которой Серёга лучился всегда… Недаром его фамилия – Лучин!.. Притом что к тому дню он уже перенес двенадцать (да-да, двенадцать!) тяжёлых операций и основную часть жизни провёл в больницах. «Корчишься ночью после операции от боли и слушаешь, как другие кругом орут, – вот что учит жить по-настоящему!» – навсегда, ныне и присно и во веки веков запомню эти слова пятнадцатилетнего паренька, который познал, что есть Жизнь…
Мы и подружились, в общем-то, на почве наших дефектов. А учились в параллельных классах, я – в А, он – в Б. И вот какое совпадение: здесь, в Санатории, мы по стечению судеб уже третий раз оказывались тоже как бы в «параллелях»: я – в Первом, он – во Втором отделении.
В Санатории Серёга любил щеголять в больших, почти квадратных пластиковых тёмных очках. Были такие модны в то время. В очках он выглядел круто… Вот и в этот раз он сдвинул их наверх, на свои плотные кудряшки, и говорит:
– Я ещё издали увидел, как ты на неё зыришь…
И сделал паузу.
Я затаил дыхание. От Серёгиной проницательности не скроешься.
– Что? Нравится? – растянулся в загадочной улыбке Серёга.
– А чё? Разве некрасивая? – уклончиво и, невольно понизив голос, раскололся я перед другом.
– А я спорю?… – Серёга стал уверенно смотреть на Аню, не боясь её ответного взора… и вдруг проронил как бы в сторону: – Это моя добыча.
Тысяча… нет, миллион ос… даже шершней вонзили свои жала в моё сердце! Никогда такого со мной не бывало!
– А как же Вера? – просипел я в полубессознательном состоянии.
Серёга был почти на год старше меня. И здесь, в Санатории, он уже вышел за пределы «возрастного лимита», но, в отличие от меня, лежавшего здесь отдельными заездами, он был тут с весны, и пятнадцать ему исполнилось как раз в Санатории… Да и, помню, для некоторых ребят, продолжавших лечение, делались исключения по возрасту. То есть я хочу сказать, что Серёга был моим старшим другом, он был взрослее меня. И вообще, взрослее своих сверстников! Он был уже взрослым! И жутко нравился девчонкам. И к тому дню, по его словам, уже имел «серьёзные отношения» с девчонкой из старшего класса, Верой Козенковой… Он доверительно рассказывал мне о своих первых поцелуях – это был фантастически целомудренный рассказ! Таких сейчас, наверно, не услышишь.