В невесомости два романа
Шрифт:
– Вот! А должно стать всем ясно. Главное – Жене должно быть ясно. А иначе он из семьи уйдет. Ты его знаешь…
– Знаю, – опять вздохнул Наум. – Кому знать, как не мне…
– Это какое по счету неизвестное? Третье? Но самое главное четвертое – должно хватить денег на учебу Жене, на няню, на квартиру, на жизнь. Еще на два года. Если Женя не получит диплом, а она станет большой шишкой, то тогда всё , на этой семье можно ставить крест, – Света горестно покачала головой. – Но Надежда, Надежда! Толковая же девица. И так любила Женю. Чего она тянет?.. Неужели решилась…
– Не
Когда в Хайфе уже перестали надеяться и ждали со дня на день самых огорчительных известий, раздался телефонный звонок. Был будний день, около восьми часов вечера, для связи с Америкой время самое неподходящее. Света взяла трубку – она всегда брала трубку, так как общение Наума с внешним миром постепенно свелось к минимуму.
– Что такое, что-то случилось? – и она тяжело опустилась на стул. Трагические интонации в ее голосе на Наума не произвели большого впечатления. Света всегда очень драматично реагировала на любые новости в любой беседе. Всплескивала руками, удивлялась, ужасалась – почти вне зависимости от содержания разговора. Такой темперамент. Эта ее манера прогрессировала с годами. Сказанная с дрожью в голосе любимая фраза: «Какой ужас!» – могла с равным успехом означать и то, что соседский котенок написал на диван, и то, что сама соседка попала в больницу в тяжелом состоянии. Наученный опытом, Наум спокойно слушал краем уха обрывки разговора, а сам разыскивал что-то в Интернете.
– Ну, слава богу хоть на этом… Да говори ты толком… Да, здесь, конечно, здесь… Где ему быть… Хорошо, я набралась терпения… Я слушаю…
И дальше наступила долгая пауза, прерываемая только шумными вздохами Светы. Но вот прозвучало излюбленное:
– Какой ужас! Ох, какая я дура. При чём тут ужас?.. Прости, это я от неожиданности. Сколько времени?.. Полтора месяца? Это точно?.. А кто об этом знает?.. Всё, слушаю, слушаю…
И опять длинная пауза. Света слушала не прерывая и не вставляя реплик – очень на нее не похоже.
– Да, огорошила ты меня. Это комбинация… всем комбинациям комбинация. Надо еще поговорить. Такое дело… Я завтра позвоню, когда… Примерно в это время… Не всё мне понятно… Надо подумать, обсудить. Ну, целую…
Света положила трубку и застыла, глядя куда-то в пространство.
«Комбинация», «целую»… Наум заинтересовался:
– Кто звонил? Что-то случилось?
– Ничего, наши бабские дела. Тебе неинтересно.
Весь вечер Света двигалась как сомнамбула, со скоростью в несколько раз меньше обычной. Что-то забывала, что-то роняла. На вопросы отвечала невпопад. То же продолжалось и на следующий день. Наум даже забеспокоился:
– Что с тобой, давление?
– Если бы только давление… Да нет, всё в порядке.
Она неожиданно склонилась над
– Ох, Нюма, Нюма… Так ты говоришь – системный подход? Иначе нельзя? Ну-ну, доктор наук…
Вечером, часам к семи, Света объявила, что на прогулку не пойдет, болит голова. А Наума отправила в магазин за черносливом – уже закончился.
– Из магазина пойдешь на море, а я пораньше лягу.
Наум послушно отправился по маршруту.
По возвращении он застал совершенно необычную картину. На журнальном столе, покрытом праздничной скатертью, был выставлен отличный натюрморт. В центре стояла бутылка дорогого импортного коньяка, подаренного друзьями к недавней годовщине их свадьбы. Некошерная ветчина. Банка черной икры из особых запасов. Печень трески нерусского происхождения. Овощи, фрукты, неизменный хумус – словом, всё то, что в крайне торжественных случаях позволяют себе русские репатрианты. Удивительным было и то, что стол был накрыт в салоне, хотя, как правило, они ели на кухне. Мало того, всё это изобилие являлось глазу в девять часов вечера, а согласно строгому семейному режиму позже половины седьмого есть было категорически запрещено.
За столом в праздничном платье восседала причесанная и накрашенная Света. Наум отметил, что глаза у нее были немного красными.
– Это праздник со слезами на глазах? – игриво спросил Наум. – Опять я что-то забыл? Кто-то из нас женился, родился, развелся?
– Иди, остряк, прими душ и оденься поприличнее. Не тяни.
– Но кто виновник торжества? Мы ждем кого-то?
– Никого. Мойся, обо всём расскажу…
Когда Наум в чистой футболке и наглаженных шортах подошел к столу, в тарелках была закуска, в рюмках – коньяк, и возле каждой рюмки соблазнительно выглядывал бутерброд с толстым слоем икры. Всё это было неспроста, и Наум наконец проявил проницательность:
– Так что мы празднуем? Неужели новости из Америки?
– Да. Из Америки. Но сначала выпьем за здоровье, оно нам очень понадобится…
На это Наум, которого Света обычно ограничивала в выпивке, охотно согласился.
Выпили, чуть закусили, и Света тут же налила по второй.
– Между первой и второй – промежуток небольшой. Но новости хоть со знаком плюс?
– Плюс, плюс, успокойся. Системный подход… Давай сначала еще по одной.
– Ну ты даешь… Впрочем, я всегда за. Ин вино веритас.
С аппетитом закусывая после второй, Наум нетерпеливо сказал:
– Ну, давай рассказывай. Хватит интриговать.
Света не интриговала. Она явно и очень сильно нервничала, и любой, кроме Наума, давно бы это заметил.
– Так, значит, эта беременность все-таки рассосалась? Как, каким образом?
– В том-то и дело, что не рассосалась. Надя ждет ребенка.
Наум выдал немую сцену. Это было настолько смешно, что Света не выдержала и, несмотря на свое с трудом скрываемое волнение, рассмеялась. Правда, в смехе ее звучали слегка истеричные нотки.