В нежных клешнях Рака
Шрифт:
Молчу и хитро улыбаюсь, не собираясь перед ним отчитываться. Он допивает виски и поднимается:
– Наверняка ты уже слышал, что через две недели женится мой сын. Ты – среди приглашённых. Можешь прийти со своей девушкой. А вот Луиджи я бы не хотел видеть среди гостей. Придумай ему какую-нибудь убедительную причину.
Киваю, ибо прекрасно знаю о его нежелании общаться с моим отцом, и, пользуясь случаем, интересуюсь:
– Ты представишь нас с Бесси друг другу наконец?
Китаец не сразу отвечает, заинтересованно разглядывая теперь золотой глобус на моём столе, трофей, привезённый из Европы ещё дедом вместо часового механизма.
– Послушай, Рафаэле, несмотря на мой авторитет, Бесси – птица высокого полёта. А те птицы, что высоко
С этими словами Ли хрустнул костяшками и без долгих прощаний вышел за дверь, оставляя меня разгадывать ребусы его поведения.
ГЛАВА 11. Фиона. Ночлег у Алекса
Мы спустились к реке, оставляя за спиной застеклённую галерею с памятниками эпохи Возрождения и Художественную академию. По дороге вдоль набережной пронеслась машина, из её открытых окон играла та же музыка, что я слышала в клубе и под которую встретила Рафаэле. Внизу пахло тиной и грязным бельём. С чего я взяла, что все бомжи уже давно жили в хостеле и получали горячую еду в социальных центрах? Чуть поодаль несколько бродяг спали под картоном, кто-то бормотал бессвязно, другие грели руки над огнём в старом искорёженном ведре.
Алекс живо соорудил сидушку на кирпичах из какого-то тряпья, о чистоте я старалась не думать. Сложил в металлическом тазу три полена, чем-то, по запаху похожим на керосин, полил их и зажёг. То, как он со сноровкой и знанием дела всё устраивал, я догадалась, что он это делает регулярно. Я бы так не смогла.
– Почему вы оказались на улице? – спросила, усаживаясь на подобие табурета.
– А не слишком ли много у тебя вопросов? – огрызнулся бродяга. – Это, ты не из полиции случаем? Хотя скрывать мне нечего. Да, работал на текстильной фабрике. От зари до зари. Двадцать пять лет. Выходной лишь в воскресенье и двадцать один день отпуска. Жена моя красавицей, между прочим, была. А сейчас свободен и живу, где хочу.
Он поднялся, принял несколько театральную позу и указал на светофор на мосту:
– Видела тот столб, где эти трое окружили тебя? Там десять лет назад разбился мой сын.
В его глазах блеснула злость:
– Вот, жена-то от меня и ушла. Говорят, замуж вышла да уехала куда-то на север. Я перестал ходить на работу. Жить мне стало незачем. Вот однажды ко мне в дверь позвонили. Хотели арестовать за долг по кредиту. В банке работали добрые люди. Они не отправили меня в тюрьму. Просто оставили меня на улице. Так мы с Лаки, – Алекс потрепал верного пса, – и ушли в вольную жизнь.
– Вы тоже работали на текстильной фабрике?
– А ещё кто?
– Моя сестра. – Я загрустила. – Ровно год как её больше нет.
Пёс посмотрел на хозяина преданными глазами и жалобно заскулил.
– Ну, ундина, теперь твоя очередь. – Старик дотронулся до моих волос, но я отпрянула.
Он зашипел, словно хотел меня успокоить:
– И что ты подумала? Жалко мне тебя, дурёху, стало. Вон какие глаза испуганные. Шесть лет до женщины не дотрагивался и упаси Господи! Не бойся. Я ведь одной ногой в могиле. Так что у тебя такого страшного стряслось?
– Не знаю, откуда начинать, – я вытерла слезу.
– Мне всё равно, под какую сказку засыпать. Времени у тебя до утра много. Давай с самого начала.
Дед зашуршал плёнкой, укладываясь на картон. Накрылся пледом, громко зевнул. Лаки, старая шилонская овчарка, тоже расположилась рядом, бросая на меня печальный взгляд. И я начала рассказ…
Джорджио – моя первая любовь. Он женился на сестре. Эрике. Мы вместе выросли. Вернее, я родилась на год позже него, видимо первая наша встреча состоялась, когда мы были ещё в колясках. Точно не помню этого. Зато хорошо помню другое, как всё детство он издевался надо мной. До сих пор не понимаю, как меня угораздило в него влюбиться! Ни одного дня не
Я, конечно, тоже не робкого десятка и не оставляла его проделок без ответа. Таким образом, уже день спустя он летел с лестницы. – Я слегка хихикнула воспоминаниям. — Разбил себе нос и отколол передний зуб. А я так испугалась за содеянное, что замкнулась в себе. Мать посадила на два часа на колени опять в чулан. И я будто замёрзла в своих чувствах к ней. Может, именно в тот момент что-то во мне надломилось. Я стала бояться говорить при людях.
Какое-то время мы не виделись с Джо. А потом он перешёл в нашу школу и снова спросил, не жалею ли я о содеянном, когда он летел с лестницы. Я промолчала, потому как правда была ужасной: нисколечко!
Потом мы перешли с ним на эсэмэс-дуэли.
«Сегодня ты особенно невыносима, пучеглазая!»
«От тебя ли я это слышу, конопатый?!»
«Во всём виновата ты сама, пучеглазка!»
«Не зли меня, мистер Конопушка!»
«Тебя так злит, что я зову тебе пучеглазая?»
«Научись сначала галантно делать комплименты!»
Странно, что лет через пять моя борьба с ним переросла в нечто большее. Тем летом мы встретились на пляже, мне было шестнадцать, ему семнадцать, а с его лица испарились чудесным образом пятнышки. Вместо них на скулах появились золотые волоски, да и ростом он превосходил меня почти на голову. Я лишь повторяла про себя: «Перестань, Фиона, это всё тот же задиристый мистер Конопушка! Не пускай по нему слюни, не перечитывай его эсэмэски! Игнорируй его. Между вами никогда ничего толкового не выйдет! Из-за него тебя сажали в тот тёмный чулан».
Но другой голос ему возражал: «Да, вон, каким красавчиком он стал!»
Было столько причин, чтобы между нами ничего не получилось. Одна из них… Нет, тогда я об этом даже не думала! Как и полагается, после нашего первого поцелуя – потеряла голову. Из-за сына папиного лучшего друга, которого даже называла своим дядей. Когда же я уехала учиться в Милан, иметь жениха на расстоянии напрягало. Но он меня успокаивал.
В первое лето Джо спросил, планирую ли я приехать с родителями в Версилию? Отец настоял, чтобы мама бросила работу и занималась бытом. Мы жили в достатке, но не шиковали. Морской отдых помогал нам с сестрой набраться сил, чтобы успешно учиться.
Хорошо помню тот вечер, когда на нас надвигались тёмно-фиолетовые тучи. Парни развели костёр на пляже, и Дарио, друг Джорджио, взялся за гитару. Мы сидели рядом: я, моя неизменная подруга Лола и Эрика.
Дарио – клоун-экстраверт, только расставшийся со своей подружкой Надей – полной своей противоположностью, на этот раз не особо печалился. Всячески старался привлечь внимание Лолы, дурачился и пел под гитару несуразные песни, а Эрика немного вызывающе танцевала под них. В этот момент пришёл Джо, которому я ужасно обрадовалась. Он смотрел на Эрику, как смотрит садовник на новый распускающийся розовый бутон. Мне это не понравилось. Поднялась и поцеловала его.