В Ночь Седьмой Луны
Шрифт:
Кажется, он на год старше моей девочки, и как было прекрасно, если бы она жила, и все прошло, как и чудесных три дня, в которые я верила, что они были. Этот дом был бы моим, а вместо этих троих детей я жила бы здесь со своим ребенком.
Я отбросила бредовые мысли. Мне следует твердо стоять на земле, мне нельзя поддаваться колдовским чарам сосновых лесов.
– Мы вместе поедем в город, и я буду называть вам все по-английски. Так очень удобно и легко запоминать.
– А Дагоберт поедет?
– Если захочет.
– Его накажут, если он откажется? –
Я не могла не улыбнуться, представив себя в этой роли.
– Нет, я просто не буду обращать на него внимания. Если ему не хочется учиться, он станет невежей, и когда лриедет граф, он спросит: «Ну, много вы знаете по-английски?», и вы будете говорить – с ним по-английски, и ему это понравится. А Дагоберт ничего не будет знать.
Лизель засмеялась.
– Так ему и надо!
Они привели меня в Рандхаусбург. По-моему, его построили гораздо позже – в XVI – XVII веках. Он состоял из нескольких зданий с башнями и располагался на горном плато под крепостью. Спальни других обитателей дома были в одной из этих построек, а в другой размещался Рыцарский зал для проведения торжественных церемоний. За ним располагалась кухня с каменным полом, с вертелами для жарения мяса и котлами. В кухне пахло кислой капустой и луком. Во время нашей прогулки нам встретилось несколько слуг, которые кланялись, узнав от Фрица, кто я такая.
В Рыцарском зале появился Дагоберт, он стоял, молча прислушиваясь к моим словам, и делал вид, что был с нами все время.
– Здесь обычно собирались рыцари, – сказал мне Фриц.
Дагоберт показал на стену:
– Взгляните на мечи.
– Вон тот – графа, – сказал Фриц.
– Нет, вон тот, – запротестовала Лизель. – Тот самый большой.
– Это все графские, глупые, – заявил Дагоберт. Лизель показала ему язычок.
– Мы все будем говорить по-английски, а ты – нет. Фройляйн Трант так сказала.
Нет, не так, – поправила я. – Я сказала, что, если не хочет учиться, он не будет ничего знать, и его отец удивится, почему, он не говорит по-английски, как ты и Фриц.
– Я буду говорить по-английски лучше всех, – заверил он.
Я внутренне усмехнулась. Победа пришла раньше, чем я ожидала.
– А он сможет? – спросил Фриц почти с тревогой, и я поняла, что он надеется хоть в этом превзойти своего сводного брата, который опережал его почти во всех делах.
– Лучше всех будет знать самый прилежный, – заявила я. – Это так просто.
Подлинная победа. Я вселила в своих учеников решимость усердно работать и преуспеть.
После посещения Рандхаусбурга мы вернулись в крепость, и дети показали охотничью комнату. На потолке – изображения животных, а на стенах висели рогатые головы и ружья различных моделей.
– Здесь мы учимся стрелять! – сказал мне Дагоберт. – Я хороший стрелок. Паф, паф! Я убиваю наверняка.
– Нет, не убиваешь, – сказал Фриц. – Гильзы пустые.
– Нет, убиваю, – настаивал Дагоберт. – Паф!
– Мы берем также уроки стрельбы из лука, – объяснил мне Фриц.
– Мы
– Не всегда, – не согласился Фриц.
– Если захочу, всегда.
– Хорошо, посмотрим. А теперь пойдемте в классную, и я поговорю с пастором.
Пастор не придет сегодня, – сказал Дагоберт, удивляясь моему невежеству.
– Тогда я расскажу вам, что мы будем делать на наших ежедневных уроках. А потом, когда придет пастор, мы согласуем с ним время занятий.
Мы поднялись по лестнице и вошли в коридор. Я могла свернуть направо или налево. Один проход вел к моей комнате, и поэтому я повернула в другой и очутилась у основания винтовой лестницы. Я стала подниматься по ней, когда Фриц взволнованно крикнул мне:
– Фройляйн Трант!..
Я была готова поправить его «по-английски мисс Трант», когда, обернувшись, увидела страх на его лице. Он стоял у основания лестницы.
– Что случилось, Фриц? – спросила я.
– Вам нельзя идти туда.
Подошли другие дети. На их лицах было такое же взволнованное и испуганное выражение.
– Почему нельзя? – спросила я.
– Там наверху комната, куда приходят привидения.
– Привидения? Кто это говорит?
– Все, – ответил Дагоберт. – Никто не заходит туда.
– Слуги заходят стереть пыль, – не согласился Фриц.
– Никогда одни. Если вы пойдете одна, с вами обязательно случится что-то ужасное. Либо умрете, либо останетесь там навсегда пугать людей.
Фриц побледнел, и я резко перебила Дагоберта.
– Это чепуха. Кто там может быть?
– Привидение, – сказал Фриц.
– Кто-нибудь его видел?
Наступило молчание. Я поднялась на одну-две ступеньки и услышала голос Фрица:
– Вернитесь, фройляйн, мисс...
– Здесь нечего бояться, я уверена.
Непреодолимое желание заставило меня идти дальше и, кроме того, мне не хотелось, чтобы дети, с которыми я только – подружилась, решили, что я испугалась. В особенности Дагоберт, который крался вслед за мной по лестнице.
Все дети следили за мной. Лестница заканчивалась маленькой площадкой с дверью. Я подошла к ней и повернула ручку. Я слышала дыхание за своей спиной.
Ручка не повернулась, дверь была замкнута.
Остаток дня прошел как во сне. Мне приходилось все время напоминать себе, что я действительно здесь. Мы позавтракали с фрау Грабен в комнатке в Рандхаусбурге, которую она называла своим убежищем. Ее радость от моего присутствия была очень приятной, но мне было немного боязно не оправдать до конца ее ожидания, ведь опыта общения с детьми у меня было маловато. С другой стороны, в ожидании рождения ребенка, не имея средств на его содержание, я не сочла невероятным предложение Йлъзы занять место учительницы в Даменсштифте. Я часто думала об Илъзе с тех пор, как узнала о поездке в Германию, и мне казалось очень странным, что она исчезла из моей жизни. Ведь я не имела никакого представления о ее нынешнем нахождении.