В объятиях дождя
Шрифт:
Неудивительно, что лишь немногие путники поворачивали не в ту сторону.
Когда мне было шесть лет, Рекс вдруг приехал во вторник утром на черном «Мерседесе» и поднялся на крыльцо с чемоданом в одной руке и темноволосым маленьким мальчиком в другой руке. Он остался на достаточно долгое время, чтобы дважды наполнить стакан и побеседовать с мисс Эллой.
– Это Мэттью… Мэсон. – Рекс дернул носом и залпом выпил из хрустальной стопки, как будто признание было болезненным для него. Еще через два глотка он добавил: – Судя по всему, он мой сын.
Потом он направился в конюшню, не сказав мне ни слова.
В свидетельстве о рождении Матта было
До отъезда Рекс проверил состояние своих лошадей и собак, а потом укатил прочь. Я наблюдал за ним через окно, а когда пыль рассеялась, открыл коробку с игрушками и достал солдатика и деревянный скобочный пистолет. Пока я рылся на дне коробки, мисс Элла позвала нас обоих.
– Такер? – сказала она.
– Да, мэм.
– Сегодня ты научишься делиться.
– Да, мэм.
Она сняла мой ремень с двумя кобурами со столбика двухъярусной кровати и опустилась на пол рядом с кроватью.
– Мэттью, – сказала она, прищурив левый глаз с таким видом, как будто прикидывала его рост. – Какой рукой ты рисуешь?
Матт посмотрел на свои руки, повернул их и поднял левую.
– Хорошо, это упрощает дело.
Мисс Элла достала ножницы из кармана своего фартука и разрезала шов, крепивший левую кобуру к ремню. Потом она достала из шкафа обычный кожаный ремень, пропустила его через ушко кобуры и застегнула на поясе Матта.
– Вот, – удовлетворенно сказала она.
Матт опустил глаза, поправил ремень, а затем потянулся и обвил руками ее шею. Первыми словами, которые я услышал от моего брата, были «Спасибо тебе». Мисс Элла обняла его в ответ худыми жилистыми руками и прошептала:
– Всегда пожалуйста, молодой человек.
Примерно в то время, когда появился Мэттью, – точно не припомню, – я стал предметом особенно жестоких насмешек в школе. Учительница хотела, чтобы каждый из нас по очереди вставал перед классом и рассказывал о своих родителях. Я никогда не видел мою маму и на самом деле не знал Рекса и не понимал, что или почему он делал. Поэтому я стал рассказывать о мисс Элле. Мои одноклассники прицепились к тому, что вместо родителей я говорил о нашей «горничной», и не давали мне забыть об этом еще почти два года. Тогда я впервые понял, что жизнь может быть не такой, как мы ее себе представляем.
После прихода из школы в тот день я вошел в дом через заднюю дверь и бросил на пол мои учебники. Когда мисс Элла увидела мои опущенные плечи, она крепко взяла меня за руку и отвела на заднее крыльцо, где заходящее солнце окутывало золотистым сиянием все еще зеленый сенокос. Там она опустилась на колени, скрипнув мягкими туфлями на вощеных досках, и ласково приподняла мой подбородок короткими, мозолистыми пальцами.
– Дитя мое, – прошептала она. – Послушай, что я скажу, и слушай внимательно. – По моей щеке скатилась слеза, и она смахнула ее сухой, потрескавшейся подушечкой большого пальца. – Не верь никому, кроме меня.
Мне не хотелось слушать очередную проповедь, поэтому я отвернулся, но она повернула мне голову обратно двумя пальцами, от которых пахло персиками.
– Дьявол
Воспоминания о насмешках на школьном дворе были очень болезненными, но мисс Элла успокоила меня. Она сделала мне сэндвич с арахисовым маслом и мармеладом, а потом мы сидели на заднем крыльце и смотрели на пасущихся лошадей.
– Такер, – сказала она с кусочком арахисового масла, застрявшим в уголке ее рта. – Если дьявол хочет наложить лапы на тебя, сначала он должен получить Божье соизволение. Так было с Иовом, так было с Иисусом, и так будет с тобой. Он должен постучаться в дверь и спросить разрешения. Так было с тех пор, как его свергли с небес.
Я прищурился. На кончике моего языка вертелся вопрос, поскольку я был уже достаточно взрослым, чтобы думать об этом. Она покачала головой.
– Я понимаю, о чем ты думаешь, но лучше не ломай голову над этим. Мы не всегда понимаем, что и почему делает Бог. – Она уперлась пальцем в кончик моего носа. – Но одно я знаю точно. Если дьяволу хочется тронуть хотя бы один волосок на этой красивой головке, он должен попросить разрешения. И помни: я постоянно беседую с Богом, а он сказал мне, что не давал такого разрешения.
Когда мисс Элла заводила речь о Боге, существовал лишь один правильный ответ.
– Да, мэм, – вяло откликнулся я.
– Мальчик! – Она обхватила мои щеки, приподняла мне подбородок и наклонилась ближе. – Не говори «да, мэм» у себя в голове. – Она постучала меня по груди жестким указательным пальцем. – Скажи это от твоего сердца.
Я кивнул.
– Да, мэм, мисс Элла.
Она отпустила меня и улыбнулась одними глазами.
– Так-то лучше.
Когда Рексу исполнилось сорок пять лет, компания «Мэсон Энтерпрайзес», имевшая активы во всех штатах на юго-востоке США, была практически абсолютным монополистом на рынке спиртных напитков. Но ему было все мало. В пятьдесят лет Рекс воспользовался всеми своими и некоторыми чужими активами в качестве кредитного плеча, получил в свое распоряжение десятки миллионов наличности и начал финансируемый выкуп конкурентов, которых он быстро раздербанивал на части и продавал мелкими, нераспознаваемыми кусочками. С бокалом в руке и паучьей улыбкой на багровом лице он говорил конкурентам: «Продавайте весь пакет, иначе я начну распродавать ваши активы, и ваши бумаги не будут стоить и десяти центов за доллар». В этом Рекс держал свое слово. Его шантажистская тактика работала, потому что через три года, когда он стал еще на сотню миллионов богаче, он совершал деловые поездки с крыши своего офиса в Уэверли-Холл на вертолете либо на двухмоторной «Сессне». Если у Рекса и был настоящий талант, то он умел делать деньги. Все, к чему он прикасался, обращалось в золото.