В объятиях Кали

Мэрфи Уоррен

Смит уронил газету на заднее сидение такси. Ему мерещилось самое худшее. Направленные на Чиуна телевизионные камеры. И где-то сзади — Римо. А вот это уже будет концом всему — лицо Римо на телеэкране. КЮРЕ — конец, и все из-за дурацкого объявления в газете.

Смит попытался взять себя в руки. В гостиницу сразу ехать нельзя: его появление в телевизионном кадре только ухудшит положение. Он попросил отвезти его в приличный ресторан, в миле отсюда, на Ньюбери-стрит. Там он заказал себе салат и чай и попросил разрешения воспользоваться телефоном.

Когда в гостинице взяли трубку, он сказал, что хотел бы поговорить лично с постояльцем отеля Римо. И больше ни с кем.

— Он вышел, сэр.

Хорошо, подумал Смит. Римо, должно быть, видел объявление и понял, что ему нельзя быть на людях.

Может, он уже названивал Смиту по специальному номеру. Смит сверился с миниатюрным компьютером, который носил в портфеле. На дисплее не высветилось никакой новой информации для него.

Вечером, когда от Римо по-прежнему не поступило никаких известий, Смит сел в такси и направился к отелю “Риц-Карлтон”. Перед гостиницей не было телевизионных камер, и в холле не сновали журналисты.

Смит явно переоценил нюх бостонских журналистов на новую сенсацию. КЮРЕ повезло; возможно, им удастся выпутаться из этой истории. Но больше никаких сюрпризов. Он поговорит с Чиуном. Нет. Он поговорит с Римо. Чиуна нельзя больше держать в Америке.

В то время, когда Смит повторял про себя требования, которые предъявит Римо, в небольшой гостинице, расположенной в Северной Каролине, жильцы 105 и 106 номеров как раз готовились распаковывать вещи. Но тут их попутчики, которые любезно согласились помочь с багажом, попросили забавную штуку: разрешения набросить на их шеи бледно-желтые платки.

— Ради бога, но вы своей помощью заслужили нечто большее, чем простую христианскую услугу.

— Мы не христиане.

— Ну, если таковы иудаистские обычаи...

— Мы не евреи, — был ответ молодых людей, не собиравшихся обсуждать вопросы религии с людьми, которые должны были стать частью обряда.

Глава третья

— Ну и что?

С этими словами Римо вернул газету Смиту.

— Вы понимаете, что это ставит под угрозу существование организации?

— Под угрозу?! — рявкнул Римо. — Вы каждый день унижаете достоинство Чиуна. Что вы даете ему? Золото, доставленное морем в его деревню, поддерживает живущих на его счет тамошних бездельников. Вы делаете ему несколько комплиментов и хотите, чтобы он разбивался для вас в лепешку. Эта страна его ни в грош не ставит.

— Что вы имеете в виду? — спросил Смит.

— Вам известно, что во времена династии Мин личному убийце императора ставился специальный стул? А персидские шахи уравнивали Мастеров Синанджу в правах с самыми знатными людьми при дворе. В Японии подражали их походке. А он всего лишь дал объявление в газету. Ну и что из того?

— Мне казалось, — заметил сухо Смит, — что вы-то уж поймете меня.

— Лучше дайте мне работу, — сказал Римо. — Кого надо убрать?

— Мне не нравится ваше настроение.

— Охотно

верю. Он поместил в газету объявление. И что из того?

— Вопрос заключается в том, будет ли существовать наш островок законности и демократии, крошечный островок в океане вечности. Никогда прежде не существовало такой страны, куда бы стекались люди со всех концов света и где бы они чувствовали себя такими свободными. Удастся ли нам сохранить наши завоевания? Вот в чем дело.

— Вы прямо-таки речь толкнули. Меня это удивляет.

— Иногда я говорю это сам себе, — сказал Смит и опустил голову.

Римо видел, как постарел Смит. Он отличался от Чиуна: для корейца земное время и трудности являлись лишь составной частью чего-то большего. Для Смита же они были тяжелым бременем, а такая ноша старила. Смит был стар, а про Чиуна этого сказать было нельзя.

— Не берите в голову, — сказал Римо. — Я иногда говорю себе то же самое.

— А вы прислушиваетесь к себе? — спросил Смит. — Вы очень изменились, Римо.

— Верно.

Он не знал, как объяснить Смиту то, что произошло с ним. Он продолжал верить в ту систему ценностей, которая была так дорога Смиту. Но теперь он умел узнавать многое, так, например, он знал, что в левом кармане серого жилета Смита находится смерть, там лежит что-то, с помощью чего можно убить себя. Возможно, пилюля; если Смит попадет в ситуацию, когда возникнет опасность, что он может сказать лишнее, он примет ее.

В начале обучения, когда Римо был все еще отчаянным патриотом, он мог бы сказать, как он узнает, что в кармане жилета поселилась смерть. Он мог обратить внимание, что Смит как-то особенно бережно обращается с этим карманом. Всегда существуют очевидные подсказки. Человек не может забыть, что носит на себе смерть: он обязательно выдаст себя. Такой человек движется по-особому. И сидит по-особому. Начав тренироваться, Римо первое время замечал все эти вещи и знал, что они обозначают.

А теперь не замечал. Он просто знал. Вот и сейчас знал, что в жилете у Смита смерть, но откуда ему было это известно, сказать бы не смог. Вот такие произошли перемены.

И еще Римо знал, что, оставаясь американцем, он теперь также и представитель Синанджу. Чиун — нынешний Мастер Синанджу, но и Римо тоже. Еще один такой на всем свете. Америка и Синанджу смешались в нем.

Масло и вода. Солнечный свет и тьма. А Смит еще спрашивал, изменился ли он. Нет, не изменился. Да, изменился полностью.

Римо промолчал, а Смит заговорил снова:

— У нас возникла проблема с авиапассажирами.

— Что в этом нового? Заставьте авиакомпании тратить меньше денег на рекламу и побольше на удобство пассажиров, в частности, на быструю доставку багажа — и проблемы рассосутся сами собой, — пожал плечами Римо.

— Пассажиров убивают, — уточнил Смит.

— Наймите детективов.

— Людей убивают. По всей стране. Тех, кто летает на самолетах компании “Джаст Фолкс”. Душат.

— Скверное дело, но мы-то что можем сделать?