В объятиях принцессы
Шрифт:
Куинси, сидевший под столом в ожидании ветчины, повернул голову к Олимпии и заворчал.
– Иными словами, вы хотите использовать ее как приманку, – помертвев, проговорила Луиза, едва шевеля губами.
В гостиной материализовалась мисс Динглби:
– Мы составили великолепный план, предусмотрев все возможные осложнения. Мы устроим в доме герцога бал по случаю помолвки, шумный и пышный. Там в каждой комнате будут дежурить агенты. Герцог Эшланд будет охранять твою сестру лично.
Луиза встала и в упор взглянула на мисс Динглби, которая топталась на пороге, облаченная
– Разумеется! Вы же, как обычно, все предусмотрели.
– Дорогая, мы занимались этим множество раз. Наши агенты великолепно обучены.
– И Эмили будет находиться посреди всего этого. Вы еще нарисуйте ей на лбу мишень.
– Луиза, я обещаю, что с ее головы не упадет ни один волосок.
Девушка подалась вперед и ухватила дядю за обтянутые шелком широкие плечи.
– Я не потеряю ее, вам понятно? Я потеряла мать, мачех, отца, мужа. Я не потеряю еще и сестер!
– Успокойся, девочка. – Герцог погладил ее по щеке и тепло улыбнулся. – Я все отлично понимаю.
– Сестры – все, что у меня осталось в этой жизни.
– Чепуха, – заявила мисс Динглби. – У тебя есть…
– Я понимаю, – повторил герцог. – И скорее пущу себе пулю в лоб, чем позволю причинить вред тебе или твоим сестрам.
Луиза опустила голову на массивные, укрытые шелком колени и в изнеможении закрыла глаза. Поэтому она не видела скептического и неодобрительного выражения лица мисс Динглби, взиравшей на них сверху. Теплый язычок лизнул ее лодыжку – девушка почувствовала тепло даже сквозь толстый шерстяной чулок.
– Все будет хорошо, – тихо сказал герцог.
Луиза не плакала. Она уже давно не позволяла себе этого. Принцесса не должна открыто демонстрировать свои эмоции. Она лишь почувствовала неприятное жжение в глазах и тяжесть на сердце. Неделя оказалась нелегкой. Да что там неделя – вся зима была тяжелой. Ей никогда не приходилось долго находиться в атмосфере, подобной той, что царила в доме графа Сомертона. Ей иногда казалось, что на деревянных половицах обозначены линия фронта и боевые порядки отдельных подразделений, а домочадцы скользили по коридорам на цыпочках, словно по минному полю. Люди, жившие в доме, будто в одночасье лишились всех жизненных сил. Их кто-то заморозил. Ввел в транс. И в таком состоянии они влачили унылое однообразное существование, которое и жизнью-то вряд ли можно назвать. В Хольштайнском замке всегда соблюдались строгие протокольные правила. Отец обращался с ней, наследницей престола, с подчеркнутой официальностью. Ее мать умерла при родах, а вслед за ней и мачехи. Тем не менее их дом был полон жизни, смеха и сестринской любви.
Она подумала об Эмили, златокудрой скромнице в очках. Неужели она действительно влюбилась в герцога? К этой мысли следовало привыкнуть. Жаль, что ни Луиза, ни Стефани не могут разделить с ней счастье и горе, неожиданные радости и разочарования, сладость предвкушения…
Интересно, а что это такое – сладость предвкушения? Ожидание счастья?
– Моя дорогая девочка, – герцог неловко погладил ее по голове, – ты хочешь мне что-то сказать?
Луиза подняла голову и отстранилась:
– Нет, ничего. Абсолютно ничего.
– Ты что-нибудь заметила? Необычную активность? Записки? Письма? Визитеры?
– Нет.
– А как ведет себя его супруга?
– Леди Сомертон ведет себя как обычно. Она очень красива, добра и не занимается никем, кроме своего сына.
– Их сына.
– Да, их сына. Кстати, он очень симпатичный малыш. А она – замечательная мать. Но всячески старается держать мальчика подальше от графа. Мне кажется, он хотел бы стать лучшим отцом, но не знает как. Думаю, если она позволит мужу получше узнать ребенка…
– Да, все это очень интересно, но это их семейные дела. – Герцог нетерпеливо поерзал и глянул в окно, где стоял мрачный серый февраль. – Как ты думаешь, сейчас не рано для шерри?
– Определенно рано.
Мисс Динглби отклеилась от дверного косяка, у которого все это время стояла.
– Для шерри никогда не бывает рано, тем более лондонской зимой. Солнце уже садится.
– Да уж, – не могла не согласиться Луиза. – Англия летом намного приятнее.
– Так чего же ты стоишь столбом, Динглби? Иди и достань шерри из буфета, в который ты его спрятала. – Герцог дождался, пока стихнут шаги и начнут хлопать дверцы, и поспешно заговорил: – Послушай меня внимательно, Луиза. И учти, это не имеет ничего общего с твоими сестрами. Боюсь, пришло время для еще одного плана, который я обдумываю уже некоторое время.
– О нет, только не это. Нет, нет и еще раз нет! – Она попятилась и плюхнулась на диван. Куинси тут же вскочил ей на колени, всем своим видом показывая, что теперь он совершенно доволен своей собачьей жизнью.
– Слишком поздно, дорогая. Ты уже в нем участвуешь. – Он покосился на дверь гостиной. – Буду краток. Как тебе, должно быть, известно, граф Сомертон давно подозревает свою супругу в неверности.
– Ерунда. Возможно, она его не любит, но, безусловно, хранит ему верность. В этом не может быть и тени сомнений.
– Его подозрения обоснованы.
– Что? – Глаза Луизы удивленно расширились. – Этого не может быть. Она живет только для ребенка и выходит из дома в церковь или в магазин. Изредка навещает сестру.
– В течение последних семи лет она влюблена в моего внука Пенхэллоу.
– В лорда Роналда?
– Да.
– Откуда вам это известно?
– Не важно. Когда-то они даже были помолвлены, и я… то есть лорд Сомертон сделал более выгодное предложение, когда Роналд… в общем, его не было. – Он нарочито закашлялся.
– Но это же вовсе не значит, что она… – Луиза запнулась, подыскивая правильное слово.
– Ты когда-нибудь задумывалась, моя дорогая, почему леди Сомертон не выказывает ни намека на любовь к своему мужу?
– Не вижу причин его любить. Лорд Сомертон груб, властен, замкнут. Он никогда и никому не выказывает не только привязанности, но даже простого одобрения. Хотя он, конечно, по-своему красив, особенно когда одет в вечерний костюм. И женщина, которой нравятся широкие плечи и лицо, взятое с древней римской монеты, может…