В одном лице

Ирвинг Джон Уинслоу

Если бы мисс Фрост встретила меня сейчас, кого бы я ей напомнил? (Я имею в виду не мой выбор партнеров, а их общее число, не говоря уже о том, какими поверхностными были мои отношения с ними.)

— Киттреджа, — ответил я себе вслух. Вот как далеко я забрел — только бы не думать о матери! У меня умерла мама, но я не мог или не позволял себе думать о ней.

— Ох, Билли, Билли, иди сюда. Билли, не надо об этом, — сказала Элейн, протягивая ко мне руки.

Мюриэл была за рулем, когда на вермонтской автостраде 30 в их машину врезался пьяный водитель,

заехавший на встречную полосу. Мама и Мюриэл возвращались из Бостона после очередной поездки по магазинам; тем субботним вечером они, наверное, беспечно болтали о всякой ерунде — когда машина, полная пьяных лыжников, спустилась по дороге со Страттон-Маунтин и повернула на юго-восток по автостраде 30. Мама и Мюриэл ехали по этой же трассе на северо-запад; где-то между Бондвиллем и Роусонвиллем машины столкнулись. В горах снега для лыжников хватало, но автострада 30 была сухой и покрытой коркой дорожной соли; было двадцать градусов ниже нуля, слишком холодно для снега.

Согласно отчету полиции Вермонта, моя мама и тетя Мюриэл погибли на месте; Мюриэл только недавно стукнуло шестьдесят, а маме исполнилось бы пятьдесят восемь в апреле этого года. Ричарду Эбботту было всего сорок восемь. «Как-то маловато, чтобы стать вдовцом», как сказал дедушка Гарри. Дядя Боб тоже был слишком молод для вдовца. Он был ровесником мисс Фрост — ему был шестьдесят один год.

Мы с Элейн взяли в аренду машину и поехали в Вермонт вместе. Всю дорогу мы спорили о том, что я «нашел» в Рейчел, тридцатилетней писательнице, преподававшей в Колумбийском университете.

— Тебе льстит, когда молодым писателям нравятся твои романы — или, может, ты не замечаешь, как они к тебе клеятся, — начала Элейн. — По крайней мере, то время, что ты провел с Ларри, научило тебя опасаться старших писателей, которые подлизываются к тебе.

— Видимо, я не замечаю, что Рейчел ко мне подлизывается. Но Ларри ко мне никогда не подлизывался, — ответил я. (Элейн сидела за рулем; она была агрессивным водителем, и когда она вела машину, то становилась агрессивной и в других отношениях.)

— Рейчел к тебе подлизывается, а ты этого не видишь, — сказала Элейн. Я промолчал, и она добавила: — Если тебе интересно мое мнение, мне кажется, что у меня сиськи больше.

— Больше, чем…

— Чем у Рейчел!

— А-а.

Элейн никогда не ревновала меня к любовникам, но ей не нравилось, когда я общался с писателями моложе ее — мужчинами или женщинами.

— Рейчел пишет в настоящем времени: «я иду, она говорит, он идет, я думаю» — всякую такую херню, — заявила Элейн.

— Да, но…

— А еще «думая, желая, надеясь, удивляясь» — и тому подобную херню! — негодовала Элейн.

— Да, я знаю, — начал я.

— Надеюсь, она не озвучивает свои оргазмы. Не кричит всякой херни типа «Билли, я кончаю!», — сказала Элейн.

— Ну-у, нет, не припомню такого, — ответил я.

— Я думаю, она из тех молодых писательниц, которые нянчат своих студентов, — сказала Элейн.

У Элейн опыт преподавания был больше; я никогда не спорил с ней ни о преподавании, ни о миссис Киттредж. Дедушка Гарри

был ко мне щедр: каждый год он дарил мне немного денег на Рождество. Иногда я преподавал в колледже на полставки, время от времени попадались короткие подработки приглашенным писателем — обычно не дольше одного семестра. Не могу сказать, что преподавание мне не нравилось, но я не позволял ему посягать на мое рабочее время — в отличие от других моих знакомых писателей, в том числе и Элейн.

— Просто к твоему сведению, Элейн, — в Рейчел мне нравится не только маленькая грудь.

— Искренне на это надеюсь, Билли, — ответила Элейн.

— Ты с кем-нибудь встречаешься? — спросил я старую подругу.

— Ты знаешь того парня, за которого Рейчел едва не вышла замуж? — спросила меня Элейн.

— Лично не знаю, — ответил я.

— Он ко мне как-то раз подкатил, — сказала Элейн.

— А-а.

— Он сказал мне, что однажды Рейчел обосралась прямо в кровати, так и сказал, Билли, — сказала мне Элейн.

— При мне ничего такого пока не случалось, — сказал я. — Но я буду настороже.

После этого мы какое-то время ехали в молчании. Когда мы покинули штат Нью-Йорк и въехали в Вермонт, чуть к западу от Беннигтона, на дороге все чаще стали попадаться сбитые животные; тех, что побольше, оттащили на обочину, но их все равно было видно. Я заметил парочку оленей (если говорить о крупных животных) и, как обычно, енотов и дикобразов. На севере Новой Англии животных сбивают часто.

— Хочешь, я поведу? — спросил я Элейн.

— Да, конечно, — тихо ответила она. Она нашла, где остановиться, и я уселся за руль. Перед самым Беннингтоном мы снова повернули на север; в лесу теперь было больше снега, а на дороге и обочинах больше мертвых животных.

Мы уже были далеко от Нью-Йорка, когда Элейн сказала:

— Тот парень ко мне не подкатывал, Билли, — и то, что Рейчел обосралась в кровати, я тоже выдумала.

— Все в порядке, — сказал я. — Мы писатели. Мы придумываем истории.

— Но я встретила человека, с которым ты учился, — это правда, — сказала Элейн.

— С кем? Где учился? — спросил я.

— В Вене — я встретила студентку из твоей группы, — сказала Элейн. — Когда вы познакомились, ты еще сказал ей, что пытаешься хранить верность своей девушке в Штатах.

— Некоторым девчонкам я такое говорил, — признался я.

— Я сказала ей, что это я была той девушкой, которой ты пытался хранить верность, — сказала Элейн.

Мы оба рассмеялись, но затем Элейн спросила меня, внезапно посерьезнев:

— Знаешь, что мне сказала эта девушка?

— Нет, что? — спросил я.

— Она сказала «бедняжка!». Честное слово, Билли, — ответила Элейн.

Я и не сомневался. Das Institut был ужасно маленьким; все знали, что я трахаюсь с дублершей сопрано, а потом — что я трахаюсь со знаменитым американским поэтом.

— Если бы ты была моей девушкой, тебе я хранил бы верность, Элейн, — или по крайней мере честно постарался бы, — сказал я ей. Потом помолчал, пока она плакала на пассажирском сиденье.