В огне повенчанные. Рассказы
Шрифт:
«Сдаются морячки… Наконец поняли, что окопы — не Дерибасовская в Одессе, — подумал Веригин. И решил: — Сегодня же все должны надеть пилотки и каски».
КП командира дивизиона располагался в добротно оборудованном блиндаже, вырытом на пригорке, с которого хорошо просматривались все основные и запасные позиции тяжелых батарей. Оба моста — железнодорожный и мост автострады — были видны как на ладони.
В блиндаж командира дивизиона капитана второго ранга Серова Веригин вошел в тот момент, когда Серов, стоя спиной к входу, отчитывал
«Каждый такой шеврон — пять лет сверхсрочной службы… Видать, старый морской волк», — подумал Веригин и успел заметить, как переменился в лице матрос.
Чтобы не поставить в неловкое положение командира дивизиона, который, не замечая вошедшего генерала, с командирской «морали» уже переходил на грубый разнос, старший лейтенант, сопровождавший Веригина, громко кашлянул в кулак и доложил:
— Товарищ капитан второго ранга! К нам в дивизион прибыл командир дивизии!
Крутоплечий и подтянутый командир дивизиона, переодетый в пехотное обмундирование, резко повернулся к вошедшему дежурному и, сразу же переменившись в лице, чеканно доложил:
— Товарищ генерал, личный состав приданного вам морского дивизиона завершает оборудование огневых позиций.
— А это что еще за артист? — недовольно бросил Веригин, смерив взглядом старого матроса.
— Это не артист, товарищ генерал.
— А кто же?
— Это лучший старшина дивизиона! Сверхсрочник, отличник боевой и политической подготовки…
— Тогда к чему у вас все это «объяснение в любви»? — пошутил Веригин, поняв с первых же минут появления в блиндаже, по какой причине по стойке «смирно» виновато замер перед командиром матрос-богатырь.
— Никак не может расстаться с морской формой, товарищ генерал.
— Фамилия? — резко спросил Веригин, глядя на матроса и в уме прикидывая, какие хлесткие и ядовитые слова могут скорее всего сломить это бессмысленное упорство.
— Старшина второй статьи Артем Свиридов! — пробасил матрос.
— Вы где: на войне или на Приморском бульваре в Одессе?
— На войне, товарищ генерал!
— Вы знаете, что приказ командира на войне — закон?!
— Знаю, товарищ генерал!
— А вы знаете, старшина второй статьи Свиридов, что демаскировка на войне — это ’ преступление, равное предательству?!
Матрос глядел куда-то поверх плеча генерала и молчал.
— Почему не отвечаете?!
— Ваше приказание будет выполнено, товарищ генерал! Только разрешите обратиться к вам с просьбой?
— Слушаю вас.
— Когда дело дойдет до последней драки — разрешите надеть бушлат и бескозырку?
Веригин не ожидал такого вопроса и поэтому ответил не сразу. Он прошелся по блиндажу и остановился у грубо сколоченного из неструганых досок стола, на котором лежала схема расположения основных и запасных позиций батарей, соединенных ходами сообщения с главной траншеей дивизиона.
С
— Если дело дойдет до последней драки, до последнего часа, когда на карту нужно будет поставить жизнь, — тогда разрешаю надеть морские бушлаты и бескозырки. — Веригин перевел взгляд на капитана второго ранга, стоящего у стола и переминающегося с ноги на ногу. — Вы слышали, капитан второго ранга? Когда дело дойдет до рукопашной — разрешаю матросам надеть бушлаты и бескозырки.
— Ваше приказание будет выполнено, товарищ генерал! — по-уставному четко ответил командир дивизиона. — Разрешите старшине второй статьи Свиридову быть свободным?
— Ступайте, — мягко сказал генерал и, подойдя к Свиридову, положил руку на его плечо.
Больше часа провел Веригин в дивизионе Серова. И уже было собрался провести смотр одной из батарей, как к нему подбежал офицер связи и доложил, что его требуют к телефону.
Побатарейного смотра Веригин так и не сделал: его вызвал на КП артиллерийского полка Воронов.
Солнце уже клонилось к закату, когда Веригин, за день намотавшись по окопам стрелковых полков и артиллерийских батарей, прибыл на КП артиллерийского полка, где его ждал Воронов.
— Ну как, товарищ командующий? Что вы скажете о соколах гаубичных батарей? — Веригин выжидающе глядел на усталое лицо Воронова, который сидел посреди блиндажа на круглом чурбаке, поставленном на попа.
Воронов вытер со лба пот и окинул взглядом сопровождавших его командиров.
— Молодцы! Батарейцы все как на подбор. Правда, нервничают без курева. Но вечером курево будет.
До ближайшей опушки леса, где располагался блиндаж начальника артиллерии дивизии, добирались траншеей. Солнце уже село, и над приднепровской долиной, изрезанной окопами, рвами и ходами сообщения, опутанной колючей проволокой и десятками километров телефонных проводов, опускалась тихая, полная тревог и неожиданностей сентябрьская ночь.
Семизвездный ковш Большой Медведицы неподвижно висел в темном небе, как бы безмолвно владычествуя над мириадами рассыпанных звезд, одни из которых трепетно мигали, другие слабо мерцающими точками еле обозначались в бездонных глубинах Вселенной.
До командного пункта Веригина ехали извилистой дорогой на газике начальника боепитания. Шофер, низкорослый светлоглазый крепыш с протяжным говорком волжанина, знал дорогу настолько хорошо, что машину вел с выключенными фарами, да так отчаянно-лихо, что Воронов не удержался от предостережения:
— Видал лихачей, но таких!.. Тебя, случайно, не сова родила? Как ты ухитряешься видеть дорогу в этих темных джунглях?
Луна, вынырнувшая из-за рваного облака, светлым отблеском легла на улыбающееся лицо шофера.