В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС
Шрифт:
Однако на этом все не закончилось. Ночью этот самолет вернулся и сбросил на нас две бомбы. Правда, они не причинили нам вреда. Но с этих пор нас периодически донимали русские бипланы У-2, которые мы иронично прозвали «швейными машинками». Таким образом, иваны делали все, чтобы наша жизнь не была спокойной.
Зона боевых действий нашего батальона включала несколько деревень. Если исходить из теории, что пехотная дивизия из 8000 бойцов должна удерживать линию обороны протяженностью 10000 метров, то мы силами восьмисот бойцов должны были удерживать участок линии обороны протяженностью 1000 метров. Однако в действительности нам приходилось защищать участок в три-четыре раза большей протяженности. Коммуникация между частями осуществлялась через вооруженные патрули, которые, однако, могли перемещаться только
Связь нужно было восстанавливать любой ценой, и связисты выполняли эту работу, сопровождаемые патрулями, как бы опасно это ни оказывалось. Вылазки для восстановления кабеля, осуществлявшиеся после наступления темноты, превратились для нас в рутину. Мы постоянно двигались одним и тем же маршрутом между скоплениями березняка. Узнав об этом, русские вскоре начали минировать наш путь. И выполнение задания по восстановлению связи стало для нас по-настоящему самоубийственной миссией. Некоторые из мин срабатывали от натяжения тонкой проволоки, которая была практически невидимой в темноте, и потому ничего не стоило зацепить ее ботинком. Так мы начали терять бойцов. Двое из наших товарищей оказались тяжело ранены.
С этим нужно было что-то делать, и нас стали сопровождать саперы с миноискателями. Однако они сами не слишком рассчитывали на успех подобных мер. Дело в том, что миноискатели того типа, которым располагали мы, не находили мины в деревянных корпусах, а именно такие мины зачастую и устанавливали против нас русские. Нам стало ясно, что против их хитрости мы должны применить свои уловки. Поэтому мы стали пользоваться другими маршрутами. Или, по крайней мере, мы старались обмануть советских бойцов, создавая видимость, что двигаемся другими маршрутами. В этом нам помогали лыжные войска. Наши товарищи из этих войск не только прокладывали новые пути, отвлекая на себя русских, но и устраивали засады. Пройдя по определенному маршруту и выйдя в точку, не видимую с русских позиций, наши лыжники разворачивались и, отойдя немного назад по своим собственным следам, прятались, чтобы дождаться этих русских хитрецов. Для последних в результате попытка установить мины на нашем пути не заканчивалась ничем хорошим.
Надо сказать, что русская зима предоставляла много возможностей для подобных уловок. Но, к сожалению, это давало гораздо больше преимуществ противнику, нежели нам. Русские воевали на своей территории, а потому были всегда на один шаг впереди нас. Мы на опыте убедились, как они умели оборачивать все в свою пользу, в том числе и нашего злейшего врага — снег. Под снегом русские прорыли целую систему тоннелей, которую использовали, чтобы незаметно подбираться к нашим траншеям. Среди снегов советские солдаты вообще ощущали себя, как рыба в воде. Главными специалистами по тоннелям, проходившим под снегом, были, конечно, сибирские бойцы. Да и кто мог тягаться с ними в этом?
Кроме того, русские додумались использовать «живые мины» против наших танков и остальной техники. Они задействовали собак, в основном овчарок или доберманов, к туловищу которых были пристегнуты ремнями мины. Таким образом, на войне гибли не только люди, но и животные. За время восточной кампании их погибло очень много — не только собак, но и лошадей. Говоря о последних, можно вспомнить, к примеру, бой с русской кавалерией у населенного пункта Мусино, находившегося в 70 километрах к северо-западу от Москвы.
Бой начался на рассвете 19 ноября 1941 года. Целый кавалерийский полк русских на лошадях, которых было около тысячи, плотным строем и с саблями наголо помчался на немецкие пулеметы. Русские были встречены не только пулеметным огнем, но и минометами. Пули и осколки разрывали тела людей и животных. Вся заснеженная земля вокруг превратилась в место кровавой бойни и стала алой. Эта самоубийственная атака не принесла русским результата, а их потери оказались колоссальными.
Лошади гибли не только от пуль
Также однажды нам довелось наткнуться на казацкую лошадь, стоявшую рядом со своим мертвым хозяином. Как долго она простояла так, мы не знали, но слабеющее ржание этого животного заставило нас еще острее почувствовать ужас войны, которую развязали люди.
Впрочем, смерть животных не вызывала в нас того сострадания, какое она могла вызвать в мирное время. Мы сами постоянно ходили на волосок от смерти. Осознание этого пришло к каждому из молодых добровольцев, как только у нас появились первые раненые и погибшие. Глядя на выпученные глаза, на пожелтевшие лица павших товарищей, мы понимали, что их смерть редко оказывалась легкой. Мысль о том, что любого из нас может ждать такая же судьба, вторглась в наше сознание, как только погиб первый из наших товарищей. Совсем незадолго до этого он был полон жизни, шутил, рассказывал нам о своем доме и семье, так что мы уже почти знали его родителей, сестру и братьев. Теперь для него не осталось ничего из этого, только смерть.
Безмолвно стоя над телом, мы думали о том, как будет рыдать его мать, которая в этот момент еще не знает о том, что ее сын погиб. И о том, что теперь какой-нибудь медик в холодном укрытии или ротный писарь вычеркнет имя нашего товарища из списка бойцов роты, сняв с него солдатский опознавательный медальон и вынув из его кармана залитую кровью армейскую расчетную книжку, после чего напишет матери погибшего стандартное письмо с соболезнованиями, которое, конечно, будет включать слова о том, как храбр он был перед лицом смерти, а также сколь хорошим товарищем он был для однополчан.
Получив приказ вырыть ему могилу, мы сделали это с помощью ручных гранат. Земля была настолько скована морозом, что ее не могли взять лопаты. И мы, расчистив снег, с помощью лома сделали три углубления, в которые поместили гранаты. Затем мы налили в эти углубления немного воды, которая быстро замерзнув, надежно удерживала гранаты там, куда мы их поместили. Теперь оставалось только выдернуть чеку и со всех ног бежать в укрытие. Взрыв подбросил в небо огромные комья промерзшей земли. Мы взяли еще три гранаты и повторили ту же последовательность действий. Так повторялось до тех пор, пока с помощью ледоруба мы не смогли расширить могилу до размеров, достаточных, чтобы туда поместилось тело нашего товарища. Этим способом мы обычно и рыли могилы в ту зиму, хороня наших товарищей в конце деревни или у дороги.
Война стала нашей суровой реальностью, и каждый день мы просто старались выжить, не совершая при этом актов героизма, индивидуального или массового. Если быть честным, наши боевые будни были вовсе не такими, какими их представляют многие, кто не был на войне. А наша жизнь мало походила на то, что описывается в романтических книгах, где на каждой странице герои, подвиги и исключительная смелость. Да и многие ли из нас были бесстрашными солдатами?
Перед каждым боем у нас сводило животы. Я, помимо страха попасть в плен, ужасно боялся, что меня ранят в голову, как будто ранение в живот или в грудь было чем-то лучше… Мы все неосознанно или осознанно старались избегать опасностей, когда это было возможным. Да и как иначе, если каждому человеку присущ инстинкт самосохранения? О его проявлениях во время войны говорить не принято, иначе тебя могут обвинить в трусости. Но, скажу откровенно, те из нас, кто был безрассудно смел, очень быстро нашли себе могилу. В бою гораздо важнее, чем смелость, единство внутри роты и внутри батальона. Уравновешенный и дисциплинированный солдат стоит гораздо больше, нежели отчаянно смелый, но не обладающий этими качествами. По крайней мере, таков мой опыт. И в моих глазах всегда были на вес золота те товарищи, на которых я мог положиться, которые не шли на необдуманный риск и понимали, что и зачем они делают.