В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС
Шрифт:
Ко мне почтовые отправления, мягко говоря, приходили вовсе не так регулярно, как к другим. Если сказать откровенно, я получал письма буквально в единичных случаях, хотя немецкая полевая почта функционировала превосходно. После войны я узнал, что голландские почтальоны в знак протеста уничтожали письма, адресованные на Восточный фронт. Возможно, они думали, что подобными «актами героизма» смогут помочь победить Сталину?
Между тем невероятные морозы делали нас почти неспособными вести бои. К новому году ситуация нисколько не улучшилась. Поэтому время нахождения в карауле для каждого отдельного бойца было сокращено. Теперь часовые сменялись каждые полчаса. На позициях караульных лежал толстый слой соломы, но это все равно не спасало от обморожений, которые можно было получить не то чтобы за половину часа, но и за более короткий временной
При недостатке водки иваны находили способ его восполнить. Они использовали авиационный спирт, который очищали через фильтр противогаза, а затем смешивали с сиропом. В результате у них получался более чем приемлемый ликер, но они не пили его маленькими глотками, а быстро опрокидывали в горло большими стаканами.
Но вернусь к нам. Помимо вшей и морозов, нам досаждала также топорная советская пропаганда. К нам забрасывались листовки, но мы использовали их как туалетную бумагу, или пускали на самокрутки. Однако русские продолжали вести психологическую войну. И мы периодически слышали один из самых популярных немецких хитов того времени «Я видел вас танцующей, о донна Клара». За песнями следовали пропагандистские призывы на немецком, в том числе: «Сдавайтесь победоносной Красной Армии, и вы вернетесь домой сразу после войны». Многие из подобных обращений пытались играть на наших естественных желаниях, как, например, такое: «У нас вас ждут девушки и много еды!» Мы обычно отвечали на него короткой очередью в направлении громкоговорителя, а иногда стреляли и до тех пор, пока он не замолкал.
Однако реакция на эти столь привлекательные обещания была различной. Особенно часто на эту удочку попадались горячие и легковерные испанские добровольцы из «Голубой дивизии». Они верили тому, о чем слышали. И это неудивительно, если учесть, что они прибыли на Русский фронт с его безжалостной зимой из страны, согреваемой горячим иберийским солнцем.
Впрочем, немецкая армия также не хуже русских знала силу печатного слова и обещаний, произнесенных через громкоговоритель. Так, в войсках СС с самого начала было три взвода военных корреспондентов, бойцы которых первоначально прошли пехотную подготовку. Затем, когда их численность достигла батальона, они были отправлены на Восточный фронт. Через некоторое время советские бойцы стали слышать воспроизводимые через громкоговорители сообщения на превосходном русском, призывавшие их сдаваться в плен и обещавшие им те или иные блага. Первоначально это приносило очень хорошие результаты. В первые месяцы войны, оказавшись в безнадежной ситуации или когда сражение обещало огромные потери, советские бойцы нередко сдавались, и кровопролития удавалось избежать.
Однако война с каждым днем становилась все более безжалостной. Это изменяло поведение бойцов с обеих сторон и учило нас тому, чему мы не научились бы нигде больше. Так, мы поняли, что страх, который все мы испытывали вначале, может быть побежден. В один прекрасный день в каждом из нас он переродился в смелость. Кроме того, мы осознали и приняли основной закон войны: если ты промедлишь с выстрелом и не поразишь врага, то погибнешь сам. Выжить могли только те, кто, не колеблясь, стрелял в противника. Это было жестоко, но просто, и очень важно, особенно если у тебя вдруг пропадала смелость. А так иногда случалось, когда атака врага оказывалась неожиданной. Особенно, если множество русских с криками «Ура!» внезапно выпрыгивали из укрытий и начинали окружать твою траншею. Еще хуже, если из-за леса вдруг выезжало несколько танков Т-34, ревущих двигателями в 500 лошадиных сил, которые стремительно приближались к тебе, и, казалось, — ничто не может их остановить. Тут уж даже самые отважные ощущали, как по их телу проходила дрожь.
Надо сказать, что советский танк Т-34 поразил и впечатлил даже легендарного немецкого танкового генерала Гудериана. Этот танк с его низким, обтекаемым силуэтом позволял экипажу чувствовать
Когда нам, пехотинцам, приходилось противостоять этим машинам, то мы ощущали себя, как Давид, вышедший с пращой против Голиафа. Только действовать нам приходилось иными методами. Когда мы находились в траншеях и русские танки заставали нас врасплох, мы просто вжимались в свои окопы и позволяли им проехать над нами. Сразу после этого нам приходилось иметь дело с русскими пехотинцами, сопровождавшими танки. Завязывался ближний бой, в ходе которого мы также старались уничтожить и танки, атакуя их сзади. Все это было смертельно страшно и требовало стальных нервов, но зачастую приносило результат. Правда, мы при этом почти всегда несли крайне высокие потери.
Надо заметить, что все дивизии, корпуса и армии войск СС подчинялись командованию вермахта. И хотя эсэсовцы были экипированы и вооружены ничуть не лучше, чем обычные солдаты, но именно от войск СС ждали наибольшего напора в атаке и в обороне. Когда на каком-то участке возникала критическая ситуация, то туда направляли бойцов войск СС, действия которых порою спасали целые сектора Восточного фронта. Но удавалось это ценой огромных потерь. «Когда позади была лишь половина войны, треть бойцов изначальных дивизий войск СС уже лежали в русской земле», — отмечал Хайнц Хене в своей книге «Орден „Мертвой головы“».
Эти слова можно было применить и к нашей части. Тем не менее самые сложные недели через некоторое время остались позади, и зима ослабила свою ледяную хватку. Все вокруг по-прежнему было белым от снега, но морозы ослабли. В конце января и начале февраля к нам наконец поступила так давно обещанная нам зимняя одежда, собранная жителями Германии. Среди нее оказались замечательные меховые шапки, ватные куртки, зимняя обувь и теплые шерстяные свитера, а также вязаные подшлемники — результат спешной и самоотверженной работы немецких девушек и женщин. Однако все эти вещи дошли до нас слишком поздно.
23 февраля 1942 года генерал Гальдер, возглавлявший Генеральный штаб сухопутных войск Германии, писал в своем дневнике: «Сегодняшний день был особенно тихим». Наверное, именно так этот день и прошел у него на КП в Восточной Пруссии, однако у нас все было совершенно иначе. 23 февраля стало для нас днем исключительного кровопролития, когда Красная Армия атаковала наши позиции всеми имевшимися у нее средствами. И именно в этот день мой друг Робби получил очень тяжелое ранение.
В тот день он выполнял роль связного. Наш сержант беззвучно упал, мгновенно погибнув от пули, попавшей ему в сердце, и в тот же миг я услышал, как позади меня взорвалась мина, выпущенная из миномета. Сразу за взрывом я услышал голос Робби, он звал меня к себе. Как только я подбежал к нему, Робби с трудом улыбнулся, но его улыбка выглядела жалкой и болезненной. Он не хотел меня слушать, когда я стал утешать его, говоря, что, благодаря ранению, его теперь отправят в отпуск домой. Робби попросил меня, чтобы я пообещал навестить его семью, если он умрет. Он страдал от ужасной боли, и я не мог ему ничем помочь. Вокруг нас беспрестанно взрывались мины и не умолкали пулеметы.
Это были ужасные минуты, но наконец мне удалось оттащить Робби из зоны огня. Его положили на покрытые соломой сани. Лежа на них, защищенный от ветра высоким сугробом, он должен был дожидаться, пока его с другими ранеными отправят в полевой госпиталь. Чтобы мой друг не замерз, я накрыл его толстым покрывалом, натянув его ему на лицо, которое успело пожелтеть от начавшегося обморожения. В этот момент я был твердо уверен, что увижу Робби снова живым и здоровым. Однако перед тем, как его увезли, я вдруг разглядел на его лице выражение, которое видел уже много раз прежде на лицах умирающих. Это было странное выражение удивления и нежелания поверить в то, что скоро все в этом мире для них будет кончено.