В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС

Фертен Хендрик

Зато вместо них нас преследовали огромные стаи черных ворон. Эти птицы были беспокойными и шумными. Они летали у нас над самыми головами и кричали так, что иногда казалось, будто они насмехаются над нами. Когда на пути нам встретился березовый перелесок, эти птицы уселись на заснеженные ветви и все разом начали оглушительно каркать. Конечно, это все вызывало мрачные предчувствия. На своем участке в центре Восточного фронта мы не могли ничего сделать, чтобы остановить продвижение контратакующей Красной Армии. Нам оставалось только отступать и ждать перелома ситуации.

Праздник Рождества уже был на исходе, когда мы не без грустной иронии желали друг другу: «Счастливого

Рождества!» Сочельник наступил и прошел почти не замеченным нами. За суматохой боевых действий нам оказалось просто не до него. Рождественскую ночь, ночь «мира на земле и добра ко всем людям», мы провели на позициях, осаждаемых врагом. И эта ночь казалась нам бесконечной. Она была наполнена смертью, болью, голодом и пробирающим до костей холодом. Наши домашние в это время наверняка сидели в тепле вокруг рождественской ели. А наша жизнь теперь была абсолютно иной. К концу года мы совершенно увязли в трясине войны, отнимавшей у нас все человеческие радости. Но мы должны были продолжать сражаться. Был ли у нас иной выбор? Могли ли мы позволить Сталину пройти маршем в сердце Европы? Нет, мы должны были сделать все, чтобы помешать этому!

Жили мы в этот период в большом блиндаже, находившемся у самой передовой. Он был рассчитан на двенадцать человек, и в нем мы могли даже стоять в полный рост. Выход из блиндажа вел прямо в траншеи. При этом наш блиндаж был достаточно безопасен, и мы могли бояться только прямого попадания в него. Крыша блиндажа была сделана из положенных в два слоя толстых березовых стволов. В нем у нас стояла железная печка, которая в сочетании с толстым слоем снега вокруг стен поддерживала в блиндаже постоянное уютное тепло. Правда, мы не топили печку в дневное время, поскольку ее дым стал бы хорошим ориентиром для врага. Однако те, кто не был в карауле в светлое время суток, прекрасно согревались в нагревшейся за ночь соломе, укрывшись шинелью вместо покрывала. У некоторых из нас было даже две шинели: вторые шинели доставались нам от павших товарищей.

Но надо сказать, что немецкие солдаты в России, помимо холода, страдали еще от одного страшного бедствия. Иногда оно даже казалось нам секретным оружием иванов. Наш блиндаж защищал нас от огня врага и от холода, но ничто не могло защитить нас от вшей. Эти отвратительные мелкие паразиты буквально атаковали каждого солдата на Восточном фронте. При этом они точно так же, как и мы, не любили холод. Поэтому в дневное время вши прятались, так что мы едва их замечали. Зато по ночам, когда наш блиндаж нагревался, вши выходили на охоту. Зуд в местах их укусов был нестерпим, но это было не единственной проблемой, которую они создавали. Зудящую кожу мы невольно расчесывали до крови, из ран на месте укусов сочился гной, и на морозе наша кожа примерзала к униформе.

Спать во время атаки вшей было невозможно, поэтому по ночам мы отчаянно ловили их, когда они ползли у нас по груди, по позвоночнику или по ногам. Каждый боец за ночь убивал до восьмидесяти вшей, раздавливая их пальцами. Тем не менее с нас все равно не сходили следы укусов, что свидетельствовало о том, что части этих тварей удавалось полакомиться нашей кровью безнаказанно. Любимыми местами вшей, в которые они кусали нас, были участки кожи с волосяным покровом и части тела, где проходит много кровеносных сосудов.

Нас поначалу удивляло, почему головы советских солдат были не просто коротко подстрижены, но и гладко выбриты. Однако теперь мы поняли, из-за чего русские предпочли такие прически. Вспоминая позднее о Восточном фронте, многие немецкие солдаты говорили, прежде всего, о вшах, которые были гораздо хуже клопов и тараканов. Огромное количество вшей

водилось не только в русских домах, но и на открытом воздухе. Атакуя людей, они не смотрели на знаки различия, и их укусов не мог избежать никто, от рядового пехотинца до самого генерала!

Нашим единственным спасением от этого бедствия на передовой стала старая русская баня. Когда в боях наступало затишье, мы ходили туда мыться так часто, как только это было возможно. После всего пережитого и увиденного баня казалась нам буквально островком цивилизации, который словно появился здесь из другого мира. В бане мы ощущали себя, словно в раю. Там мы, наконец, могли снять с себя униформу вместе с населявшими ее паразитами. Замечу, что до революции у каждой крестьянской семьи в России была своя баня. Но к началу войны их уже оставалось немного, личные бани считались пережитком прошлого. Вместо них в деревнях строили большие общественные бани.

К середине нашей первой военной зимы мы были измотаны из-за всех обрушившихся на нас лишений. Но, помимо этого, немецкие солдаты находились в ужасном состоянии из-за сокращения их продовольственного обеспечения. Все мы, даже командиры, очень сильно похудели. Таким же тощим было и гражданское население. Однако в ту пору на подобные вещи все смотрели легче, чем современные поколения. Мы умели радоваться, как вы видите, даже обычной бане.

Когда в письмах из дома нас спрашивали о нашем настроении, мы не знали, что ответить. Конечно, нам хотелось ответить правду о том, как упал наш боевой дух. Но мы боялись, что это вызовет непонимание или тревогу среди близких, а потому отвечали в коротких фразах, избегая описания реальной ситуации, и говорили, что с оптимизмом смотрим в будущее. Между нами и семьями к этому времени было не только две тысячи километров, но и долгие месяцы ужасов войны. Чем дольше нам удавалось выживать среди всего этого, тем сильнее менялись мы и наши души.

К этому времени изменился и наш внешний вид. Наша униформа уже не была такой впечатляющей, наоборот, она была изодрана и выцвела из-за пыли, дождей, грязи и снега. Но нас уже не волновало то, как мы выглядим, мы ведь находились на войне, а не на параде.

Тем не менее, когда почтальону удавалось добраться до нас, письма из дома всегда быстро поднимали наш боевой дух. Мы очень радовались письмам от родителей, девушек и друзей, хотя они и были написаны за много недель до того, как попадали к нам в руки. Единственное письмо или посылка создавали у нас ощущение, что мы не остались отрезанными от родного дома. В каждом доставляемом на фронт мешке с письмами было много столь важной для нас любви и теплых человеческих чувств. Когда кто-нибудь из наших товарищей, живших в деревне, получал из дома продуктовую посылку, он по-братски делился ее содержимым с друзьями, жившими в городе. Семьи последних, получив информацию о нашем номинальном рационе, были уверены, что у нас всего вдоволь. А сельские жители справедливо считали, что не стоит слишком полагаться на армейскую службу обеспечения провиантом. В посылках, присланных ими, оказывалось много вкусных вещей, которые было невозможно получить по продуктовым карточкам.

Отмечу забавную деталь. В то время на всех посылках, которые нам присылали из дома, стояли бюрократические штампы, которые в том числе содержали надпись: «Осторожно! Огнеопасно, особенно в степных и лесных районах!» Это вызывало у нас, находившихся в зоне постоянного огня противника, многочисленные усмешки. И когда вокруг нас начинали взрываться мины и падать бомбы, обязательно находился шутник, громко предупреждавший товарищей: «Осторожно! Огнеопасно, особенно в степных и лесных районах!»