В океане "Тигрис"
Шрифт:
Асбьерн, благо «Зодиак» бы на плаву, направился к черепахе и со второй попытки ее изловил.
Бедная Тортила рвалась из рук, она, очевидно, хотела только рассмотреть неведомый китообразный предмет, может быть, отдохнуть на нем, как на острове, но вступать с нами в тесные контакты не желала ничуть.
Разглядывая черепаху, мы вновь дивились тому, как совершенно и гармонично все в ней устроено.
Это чувство что ни день посещает нас.
Глядим ли, как мощно режет воду косым спинным плавником живая торпеда-акула, любуемся ли крошечным крабиком — глаза Тура
Особенно восхищают его и нас плавающие крабы. До чего изящный механизм, бронированный и гибкий одновременно. Суставы — шарниры с круговым радиусом вращения.
— Я, конечно, далек от идеализма и мистики, но ей-богу, когда смотрю на эту чудесную приспособленность, с трудом верю Дарвину. Наши знания об эволюции, мягко говоря, не полны, и не все, видимо, можно ею объяснить.
18.02.78. ВЕТЕР ПРОПАЛ
Солнце взошло с запада и осветило наши сонные лица с непривычной стороны. Это означало, что ночью лодка повернулась кормой вперед да так и осталась.
Утро дивное, тихое, море гладкое. Лоция, обещавшая бурную погоду в девяноста днях из каждых ста, явно врет.
Пробовали хоть каким-то способом двигаться, поставили парус наискось, по-яхтенному, ловя порыв случайного зюйд-веста. Зюйд-вест улегся сразу же, и правильно сделал, а то куда бы он нас поволок?
Объявлен безвахтенный режим. Из этого не следует, что наступило безделье.
Эйч-Пи и Норман полезли на мачту проверять, как верхушка приклеилась, и крепить ее распоркой. Рашад и Детлеф чинят брагу, обвисшую там, где за нее были засунуты гребные весла в помощь килям. Брага, как помните, опоясывает корпус лодки по ватерлинии (сейчас уже ниже ватерлинии), она привязана веревочками к основной спиральной веревке, и вот эти веревочки где-то порвались, где-то растянулись, где-то догнили. Их заменяют новыми.
Ловили рыбу с кормы, почти без результата. Ныряли под воду с кинокамерой, снимали крабиков, улиток, морских уточек и диковинных рыбешек, похожих на луну-рыбу. Они около тридцати сантиметров в длину, плоские, темно-сиреневые, в пятнышках. Движутся, работая спинным и брюшным плавниками, причем машут ими не синхронно, а вразнобой.
На рее уже прежний, большой грот. Возились с его возвращением долго, нужно было отвязать и привязать множество тросов, следя, чтобы они не пересекались, не перепутывались и взаимодействовали надежно.
Что касается меня, то я продолжил сооружение брезентовой стенки, закрыл полностью правый, уязвимый борт. Копался до вечера, согнувшись в три погибели. Теоретически операция не трудная: принайтовать нижний край ткани к камышовому планширу. Но планшир замусорен всякими балками, веревками, колобашками, все это на нем прижилось, все надо убирать. Здорово устал и прилично подпек лысину.
В кают-компании горят лампы. Рашад и Асбьерн режутся в нарды, двигая бобышки из-под кинопленки по узору, специально вырезанному прямо на столешнице. Герман сидит рядом в позе Будды и болеет (в переносном смысле; в буквальном — выздоровел). Норман и Карло спят. Пойду и я.
19.02.78.
Ситуация прежняя — нет ветра. Это уже становится несмешным.
Утреннее огорчение: рецидив колики у Тура. Вчера он три часа подряд дежурил на мостике (согнав оттуда остальных) и откушал пряного за обедом.
Снова объяснил ему, какой диеты придерживаться. Нарисовал картину: почка, мочеточник, пузырь, камень — и втолковывал, что к чему и какой может быть исход. В ответ — знакомые возражения: «Ощущаю себя лишним, если не работаю, как все».
Врач, исцелися сам! Ухитрился подцепить ОРЗ — не иначе от Германа. Голова тяжелая, нос заложен. Прыскаю в него нафтизин (мерзкий спрей, дерет, как рашпилем!), принимаю бруфен, мадрибон.
Единственная отрада для глаз — рыбьи пляски. Ничего подобного никто из нас не видел. Корифены ходят косяками, взметывая тучи летучих рыбок, и дружно выскакивают из воды на огромной скорости, совершая каскады прыжков по семь-восемь метров.
Наблюдали двух барракуд сантиметров по восемьдесят каждая. Барракуда великолепна. Стремительная, похожая на стрелу, телом напоминает щуку, окраской — как булатная сталь.
Определили, что это за вчерашние луны-рыбки. Тур порылся в справочнике и нашел: триггер-фиш. Живет обычно среди кораллов.
На воздухе триггер-фиш потемнела, а когда ее пустили плавать в ванночку для мытья посуды, опять стала сиреневой с белесыми пятнами. На спине у нее триггер — шип, которым она при необходимости намертво цепляется к кораллу.
Ловили и едва не поймали акулу-молот, гигантскую рыбину в три с половиной метра от пасти до хвоста. Охотничьих переживаний хватило потом до ночи: вспоминали, как она атаковала наживку, как цапнула, попалась, ушла под «Тигрис», сорвалась — и долго еще из-под лодки всплывали облака мути с ошметками камыша.
Норрис в продолжение всей эпопеи вел магнитофонную запись:
«ТУР. Сижу в туалете, размышляю, глянул вниз — чудовище! Аж подпрыгнул!
КАРЛО. А оно не обратило внимания на белое пятно?
(Хохот, шум, возгласы: «Тянуть», «Не тянуть».)
НОРМАН. Смотрите на компас! Акула разворачивает лодку!»
Приключение кстати, а то не обрасти бы жирком.
Крепчает эпидемия нард, осваиваются их модификации: «таули», «васкдаттоп». Победил — бурная радость, побежден — бурное отчаянье. Как в госпитальной палате, где все осточертело, суть к жизни становятся пустяки.
20.02.78. ТУР ГРУСТИТ
Глаза полузакрыты, мышцы расслаблены, осанка — вопросительный знак. Сажусь рядом. Молчим.
— Что ты скажешь? Будто нарочно! Понимаю, что он имеет в виду: штиль, болезнь, неудачный радиоконтакт с семьей.
— Тебе не следует думать об этом. Мы не в силах ничего изменить. Перемелется.
— Да, пожалуй! — соглашается из вежливости.
Можно ли вырвать из души гвоздь, если он там сидит крепко? Внушить страждущему от жажды в пустыне, чтобы забыл о воде? Заставить замерзающего не вспомнить о костре, к которому просятся скованные холодом руки?