В океане "Тигрис"
Шрифт:
Я. Зато ставим интересный эксперимент. Находиться совсем рядом с Сокотрой, внутри бухты, и самостоятельно уйти от берегов — это, наверно, великолепно.
ТУР. Без сомнения.
Сменили тему и с облегчением порассуждали о тройной ухе, о разнице между скандинавскими и славянскими языками. Вдруг Тур рассмеялся:
— Причаливать, не причаливать, лавировать, не лавировать, бросать якорь, не бросать! А мы не на корабле, мы на плоту, которому прочили неделю жизни! Стог сена, гора сухой травы — и все, когда спорили, напрочь забыли
Абсолютно точное наблюдение. Молодчина Тур — кто из нас бортовой психолог, я или он?
За ужином вновь подтвердилось, что сердцевед из меня неважный. Я ждал коллективного, как по уговору, молчания вокруг общей ошибки, но в застольных репликах Сокотра склонялась на все лады, каждый бестрепетно влагал персты в раны соседа и в свои собственные. Асбьерн слушал, слушал и изрек:
— Экипаж делится на холостых и женатиков. Женатые провалили стоянку, потому что торопятся по домам.
Он явно предлагал окрасить инцидент, коль уж он случился, в юмористический колер, снять напряжение смехом — не худший выход. Норман, однако, не принял игры:
— Мое семейное положение ни при чем. Меня заботила научная значимость экспедиции.
— А начистоту? — встрял Тур. — Безостановочный марш? Километраж? Рекорд?
— И рекорд, а что? Мы с Карло считаем…
— За меня не выступай. У нас разные побуждения. Если бы не угроза буксирования…
— А начистоту? Не терпится к финишу? Скорей-скорей?
Дальше — больше, погромыхало в итоге основательно. И не раз еще громыхнет, пока туча разрядится.
Искал разрядки в писанине. Начертил таблицу: слева плюсы, справа минусы. Остановка на Сокотре давала отдых — плюс, крала время — минус, позволяла сменить питьевую воду — плюс, вынуждала нанимать буксир — минус. Плюсов оказалось больше, что, безусловно, не звучало открытием.
Составил схему развития дискуссии, анализировал оттенки позиций Карло и Нормана, формулировал глубокомысленные выводы о лидерах и ведомых — и спешил зачем-то успеть со всем этим к вечерней вахте, как школьник, жаждущий исправить отметку.
— Весьма любопытно, — одобрил Тур мои изыскания. — Итак, мы обосновали, что двое могут навязать свою волю девятерым.
Рулили на северо-запад, правее мыса, хорошо видного в лунном свете. Это не последний мыс, который нам предстоит огибать. Но в результате, кажется, удастся пройти мимо острова — редкое везение, большая удача.
Сказка про Сокотру кончалась. Вы, кто читает сейчас эти строки, не оттолкните мечты, ставшей явью. Не измеряйте синюю птицу канцелярской линейкой. Не предавайте своей Сокотры.
Глава XV
Ha подходе
ОТРЫВКИ
Утром 17 марта стало ясно, что Сокотра — безвозвратно за кормой. Норман оповестил нас об этом и поздравил с успешным развитием эксперимента.
— Успешно развивается твоя погоня
Слово за слово — вспыхнула ссора. Норман оправдывался, я нападал. Высказывал то, чего не сказал раньше: отход от острова — чистая авантюра, изменись ветер — были бы на рифах. Причем рисковать продолжаем и теперь — от свидания с Би-би-си отказались, навигационных карт Аденского залива нет — сплошная безответственность.
Погода тихая, небо ясное, тепло.
Герман только что шепнул мне тайком: «Молодец, утер нос американцу». Похвала, от которой нерадостно. Скоро на вахту, а заснуть не могу. Вряд ли стоило лезть на рожон и устраивать публичную потасовку.
С Карло второй день почти не общаюсь.
Дорого ты нам обходишься, Сокотра — «Сайкотра», как назвал тебя сегодня Тур, намекая на английское «Сайно-моджи».
Все путешествия, когда-либо предпринятые людьми, совершались в конечном счете за информацией.
Ветшало золотое руно, стиралась чеканка пиастров и дублонов, исчезали бесследно лунные камни, а повествования оставались: о Сцилле и Харибде, о стране Чипанго, о земле Санникова, и вновь надувались экспедиционные паруса.
История географических открытий буквально пронизана чередой замечательных документов, от «Хождения за три моря» до книги Дарвина с «Бигля», от прощальных строк капитана Скотта до дневников Папанина и Бомбара.
Удивительно их общее свойство: в них всегда сказано больше, чем сказано. Содержательны лексикон, интонация, даже помарки [5]. Почерк Гагарина в бортовом журнале «Востока» — самом, кстати, лаконичном из мне известных — говорит о встрече с невесомостью ярче, чем многие и многие фразы.
Вернемся, однако, к заведомо более скромным категориям.
Мартовские заметки судового врача «Тигриса» сравнимы с перечисленными разве что по принципу контраста. Они ужасающе пространны и, мягко говоря, поверхностны. На три четверти состоят из сведений касательно того, кто что съел и кто с кем дежурил.
Но и в них кое-что просматривается между строк.
Во-первых, просматривается, что пишущий, как и его собратья, духовно устал — от качки, от тесноты, от постоянного чувства опасности и монотонности впечатлений.
Во-вторых, из данных заметок явствует, что, утратив желание наблюдать и размышлять, по крайней мере остатков воли пишущий не утратил. Ни дня без строчки — это что-нибудь да значит, не правда ли?
Большая уборка начинается с маленькой.
Тур долго и ожесточенно мыл посуду [6], разгреб кухонные тайники и обнаружил кучу грязи, которая скопилась под палубным настилом. Кто там только не ползает! И тараканы, и муравьи, и крошечные мушки. Принялись вдвоем воевать со всей этой живностью, к нам тут же присоединились Рашад, Герман, Карло — сам собою получился дружный аврал. Словно нашли, наконец, чем заняться, и обрадовались.