В оковах страсти
Шрифт:
— Говорят, будто он всю ночь боролся с чертом, — добавил Герман и с наслаждением выпил еще глоток вина. — А сегодня утром его страх перед карой Господней и проклятием стал столь велик, что он дал приказ отступать. Пусть сгниет стрела в его черной груди…
— А теперь уймись, парень, — прервал Германа лекарь и взял из его руки бокал. — Да, осадные вышки разрублены на части и сожжены, палатки сняты и погружены на повозки. Уже сегодня утром люди смогут возвратиться в предместье! Бог с нами он прекратил войну и пробудил моего гостя! — Он молча поднял бокал за победу.
Вино
— Мужайся, Элеонора. — Нафтали протянул мне ломоть белого хлеба. — Ешь. Тебе нужны будут силы. Я сказал твоему отцу, что ты в крепости. Он ждет тебя. — Старик пронзил меня взглядом. — Ты должна быть смелой.
Я выпила вина и оцепенела.
— Я посоветовал ему дать тебе немного времени перед тем, как расспрашивать.
— Что… что я должна сказать отцу?..
— Что твой раб умер.
— Умер?
Мой взгляд испуганно скользнул с него на Эрика, который внимательно слушал наш разговор. Взгляд его был мрачным.
— Да. Твой раб скончался от тяжелых ранений.
У меня перехватило дыхание. Холодная рука сжала сердце.
— Но ведь он жив…
— Для этого мира его больше нет. Он умер, и я сжег его по обычаю язычников с Севера. Вот что ты должна сказать отцу, слышишь? Элеонора, будь разумной. Правда может привести всех нас на виселицу, и ты знаешь это. — Он нежно провел рукой по моим немытым волосам. — Можешь счесть за счастье, если граф не накажет тебя строго за многодневное отсутствие. — Он взял у меня пустой бокал, чтобы я не выронила его.
Я нервно потерла руки.
— Что… что отец сделает со мной? Как вы считаете?
— Не думаю, чтобы он наказал тебя строго. Ты его единственная дочь. — То же самое говорил в лесу Эрик. — Кроме того, ты должна будешь держать ухо востро. Попытайся забыть, что происходило. Все, ты слышишь? Исключи своего бывшего слугу из игры. Он погиб, умер от гангрены после сражения в Хаймбахе. Твоего конюха больше нет в живых.
Я смотрела мимо маленького лекаря на сына северного короля. И впрямь, моего конюха давно уже не существует…
— Дорогое дитя, не бойся. И забудь моего гостя — ведь только так ты сможешь обезопасить его, — проникновенно говорил Нафтали. — Когда он наберется сил, я позабочусь о том, чтобы он смог тайно покинуть замок.
Эрик вновь отвернулся к стене. Свободный, словно птица. Никто его не удержит.
Мне опять вспомнились слова, которые я слышала от него не раз. Никогда не забыть мне их, никогда… Я еще раз взглянула на Эрика. Он не шевелился, но и своей спиной он выражал одержанный триумф.
Не сказав больше ни слова, я повернулась и вышла из пещеры.
Вопли воинов были слышны издалека, когда я, уставшая и растрепанная, вошла во двор замка. Там царило оживление, рыцари подбрасывали в воздух свои шлем, служанки пели и плясали. Глиняные кружки с вином ходили по кругу. Между тем уже прикатили первые бочки с пивом. Деревенские жители, которые со всем своим скарбом прятались от врага в стенах замка, разбирали свое добро и собирались в дорогу, домой, чтобы посмотреть,
Наконец из большого зала вышел мой отец с черным от дыма и чада лицом. В глазах его сверкали озорные огоньки. Он чувствовал себя победителем. Рихард, с той же военной вы правкой, стоял рядом, раскачивая меч из стороны в сторону. От них обоих исходила неуемная жажда жизни и борьбы. С высоко поднятой головой я направилась прямо к ним. Отец, увидев меня, поначалу даже растерялся. Потом взгляд его обрел металлический блеск. Рихард что-то шепнул ему, но отец оттеснил его в сторону.
— Ступай умойся, ты выглядишь как попрошайка, и жди в женской башне пока я не позову тебя! — прикрикнул он на меня.
Горничная Майя встретила меня у двери и повела в купальню. Она не задавала никаких вопросов, приготовила мне воду, как всегда, раздела и помогла забраться в бочку. От горячей воды пахло розмарином и вербеной, она поглотила меня и не совсем быстро, но все же дала возможность расслабиться. Чисто вымытая, намазанная мазями, я возлежала на ложе, как на небесах, все более погружаясь в блаженство.
Глава 11.
Как я видал, то оравшие нечестие и сеявшие зло пожинают его.
Жители замка Зассенберг праздновали с необычайно веселым буйством, столь горды были они одержанной победой. Днем и ночью со двора замка доносилась музыка, пиво и мед лились рекой, от двух ослов, которых забили в спешке, скоро остались лишь кости на вертеле. Люди плясали, смеялись, пока не падали с ног от усталости и засыпали под какой-нибудь скамьей. В праздничном зале людям благородного происхождения предлагались бургундское вино, мед и кушанья, хотя кладовые были почти пусты, и фрау Гертрудис заламывала руки, озабоченная тем, чем кормить замок всю весну. В угаре триумфа мой отец мог позволить себе быть великодушным и не экономить на подарках своим соратникам. Под вопросом было лишь одно: сможет ли он распространить свое великодушие на свою старшую дочь?
Но все торжества проходили мимо меня, я проспала не менее двух суток напролет. Майя с любовью ухаживала за мной, кормила меня молочной кашей и грушевым муссом, а когда я просыпалась, не мучила меня вопросами.
Около двенадцати пополудни отец наконец приказал позвать меня к себе. Майя усадила меня перед большим зеркалом в бронзовой оправе и начала сражаться с моими обстриженными волосами.
— О Боже, как вы выглядите! Кто-то под горшок обкромсал ваши волосы! Кроме того, вы сожгли их, здесь и здесь… все это я должна обрезать!