В окружении Гитлера

Подковиньский Мариан

И, кажется, Гитлер к этому именно и стремился. Он не хотел крепко-накрепко связывать себе руки. Об этом, к слову, писал Геббельс в газете «Ангрифф», когда, объясняя своим читателям смысл «гарцбургского фронта», откровенно подчеркнул: «В Гарцбурге речь шла только о том, чтобы свалить правительство Брюнинга, и ни о чем больше. Все остальное — дело будущего…» «Необходимо проводить принципиальное различие между захватом власти и целями власти. Программа НСДАП определена, и она неизменна. Одно дело заставить правительство пасть, а другое—претворить в жизнь программу» (статьи от 21 октября и 19 декабря 1931 г.).

Этим также объясняется тот факт, что вопреки соблюдению декорума и барабанному бою гугенбергской печати (в особенности концерна Шерля). Гитлер по сути дела петлял где-то на флангах «гарцбургского фронта». Сначала нацисты 11 октября провели не предусмотренное программой собрание своей парламентской фракции, где ее лидер Вильгельм Фрик пытался растолковать некоторым противникам этой встречи причины, по которым Гитлер пошел на соглашение с Гугенбергом. Фрик

заявил, что это был всего лишь тактический ход, подчеркнув ведущую роль НСДАП в «гарцбургском фронте». Он сослался при этом на пример Муссолини, который также с помощью коалиции пришел к единовластию. Гитлер не принял также участия в обедне под открытым небом, на которую от НСДАП пришли Фрик, Геббельс, Грегор Штрассер, Геринг, Рем и Гиммлер. Во время парада военизированных отрядов Гитлер стоял по меньшей мере в 50 метрах от руководства «фронта» и исчез тотчас же после того, как прошли штурмовики. Ему не хотелось приветствовать приближавшиеся отряды «стального шлема», которые никогда не воздавали ему почестей, положенных вождю. Долго уламывали Гитлера принять участие во встрече в курзале, над которым, к неудовольствию нацистов, развевался штандарт «стального шлема». Выступив с речью» Гитлер зачитал манифест, обращенный к членам НСДАП, повергнув тем самым в недоумение Гугенберга и руководителей «стального шлема». Гитлер делал все, чтобы не дать пищи слухам, будто пошел на какой-то компромисс с «буржуазными подонками», как в кругах CA называли Гугенберга и его сторонников. Штурмовики были еще нужны Гитлеру. Схватка за власть только начиналась. Отряды «коричневых боевиков» были вооруженной рукой Гитлера в его борьбе против коммунистов, а потом и против антифашистов в Германии.

Так что же осталось от «гарцбургского фронта»? Происходила дальнейшая поляризация позиций и точек зрения, что в конце концов привело к падению Брюнинга, ибо генеральская камарилья, окружавшая Гинденбурга, который в то время уже явственно начинал терять рассудок, видела в канцлере только одно препятствие на пути к соглашению с Гитлером. Тот факт, что Шахт и Тиссен оказались в лагере Гитлера, имел решающее значение и для фон Папена, и для генерала Шлейхера. «Гарцбургский фронт», кстати, помог Брюнингу понять, что без большинства в рейхстаге дни его сочтены. После демонстрации в Брауншвейге, где 18 октября Гитлер принял парад 100-тысячного «коричневого фронта», было ясно, что следующие выборы принесут Гитлеру еще больший успех. Так оно и случилось. Результаты выборов 31 июля 1932 г. (уже после падения Брюнинга) обернулись беспрецедентной победой Гитлера: 230 депутатских мест (до тех пор — 107) и самая сильная парламентская фракция в рейхстаге (СДПГ потеряла 10 мест, Национал-германская народная партия — 4, Немецкая народная партия — 23).

Брюнингу никто не пытался помочь. В воспоминаниях он не скрывает разочарования, даже горечи, обвиняя многих своих сотрудников и союзников, не исключая Гинденбурга, в предательстве и вероломстве. Те, кто рассчитывал с помощью Гитлера ликвидировать только Брюнинга, не поинтересовались мнением хозяина. Они быстро убедились, что сами отдали себя в руки того, кого хотели использовать лишь как инструмент своей разрушительной политики. Стремясь, заперев ворота, поставить преграду прогрессу и демократии, они оставили открытой калитку, через которую вскоре пролезли «коричневорубашечники», дабы начать свой победоносный поход.

«Гарцбургский фронт» стал потом символом в борьбе реакционеров против демократии и мира. Его эхо в ФРГ— картель правых сил под знаменем Франца-Йозефа Штрауса, выступающий против политики коалиции СДПГ — СвДП. Хотя исторические параллели, как правило, обманчивы, в этом конкретном случае, кажется, это не так. У фронта националистических и антисоциалистических сил различного происхождения есть все черты, роднящие его с антидемократическим движением, которое составляло основу союза Гугенберга с Гитлером.

Факелы над пропастью

29 января 1933 г. было последним воскресеньем Веймарской республики. Утром собираются рабочие — социал-демократы и члены демократической организации. «Железный фронт» в Берлине, Брауншвейге, Кёльне и Маннгейме: формируются колонны для маршей протеста. На транспарантах надписи: «Долой фашизм!», «Долой Гитлера, Гугенберга и Зельдте!», «Не хотим диктатуры!» Много коммунистов и их сторонников присоединились к демонстрантам. Республика в опасности. Неделю назад берлинские коммунисты были вынуждены лишь наблюдать за тем, как когорты штурмовиков окружили Дом партии им. Карла Либкнехта. Тогда они могли только, подняв кулаки, выражать свое возмущение нападением вооруженных гитлеровских отрядов, которые бесчинствовали на глазах бездействовавшей полиции и толпы зевак. Из окна первого этажа во весь голос протестовал против провокаций «коричневых налетчиков» Вальтер Ульбрихт. А в это воскресенье в осажденной республике на карту поставлено все; ставка — рождение «третьего рейха» и конец демократии в Германии.

Ораторы на митингах призывают немощного президента Гинденбурга не допускать к власти Гитлера, о котором сам он еще недавно отзывался более чем критически. Демонстранты, однако, не знали, что Гинденбург уже капитулировал перед своей камарильей и переход власти в руки Гитлера — это вопрос лишь нескольких часов. Кости в игре, где ставкой служила судьба Германии, брошены, и все митинги, марши и демонстрации, как обычно бывало в Германии, слишком запоздали. Все решения были уже приняты. Когда демонстранты стали расходиться по домам, боевые отряды гитлеровцев дали знать

о себе. В Вединге (рабочий район Берлина) дело дошло до кровопролития. В это время Гитлер и его паладины преспокойно сидят в холле гостиницы «Кайзерхоф»— это рукой подать от Вильгельмштрассе, где находится резиденция президента страны и ведомство канцлера. Гитлер уже все знает. Папен поминутно сообщает о том, что происходит в кабинете Гинденбурга. По городу поползли самые невероятные слухи. Говорят, например, что еще ведающий делами рейхсвера последний веймарский канцлер генерал Курт фон Шлейхер намеревается с помощью потсдамского гарнизона воспрепятствовать получению Гитлером назначения. Это известие привело Гитлера в истерику, Геббельса — в ярость. Только Геринг советовал хранить спокойствие и молчание. Он доверяет фон Папену, этому «черту в цилиндре». Шлейхера, который и сам был интриганом, в конце концов оставили сносом его же люди. Как пишет в своих воспоминаниях бывший канцлер Генрих Брюнинг, он по существу оказался заурядным трусом.

Наутро, в холодный понедельник 30 января, в 11 час. 15 мин. все уже предрешено. Президент республики Пауль фон Гинденбург назначает Адольфа Гитлера канцлером Германии. Гитлер во фраке и цилиндре униженно раскланивается и торжественно заверяет, что будет ему «служить так же преданно, как служил ему солдатом во время последней войны». Старец в фельдмаршальском мундире напутствует на прощанье своего гостя и его свиту словами: «А теперь, господа, вперед, с богом».

На церемонии раздачи министерских портфелей не обошлось без накладок. Пост министра труда, например, должен был занять руководитель «стального шлема» Франц Зельдте. Но все произошло в такой спешке, словно действительно опасались какого-то путча с участием рейхсвера, который не скрывал своего отрицательного отношения к «австрийскому ефрейтору», и министров о церемонии предупредили буквально в последнюю минуту. Зельдте не успел приехать вовремя. Тогда вытащили из постели его заместителя Теодора Дюстерберга, отставного полковника. Он уже присоединился к шеренге министров, когда его вдруг отозвали в сторону, ибо только-только узнали, что дед его был… раввином. Декрет о назначении вырвали у него из рук, переделали бумагу на имя Зельдте, который наконец-то сумел добраться до резиденции президента. Эту операцию провернул «железный» статс-секретарь в ведомстве президента Отто Майсснер, который заслужил себе тем самым благодарность фюрера. Еврей в первом кабинете Гитлера — такая мысль, пожалуй, не пришла бы в голову самому Вельзевулу. До последних дней «третьего рейха» Майсснер оставался на службе Гитлера.

А «Фёлькишер беобахтер» в номере от 31 января, имея, по-видимому, в виду слова Гинденбурга «Вверяю вам, господин Гитлер, судьбы Германии», вышла в то утро под многозначительной «шапкой»: «Первый декрет правительства Гитлера: Германия пробудилась! Интервью с министром внутренних дел страны Вильгельмом Фриком». Улицы были отданы на растерзание CA.

Так начался первый день «третьего рейха», день, которому суждено было обречь миллионы людей на смерть. Уже первый организованный Геббельсом гигантский парад отрядов CA, продефилировавших с факелами перед зданием рейхсканцелярии, когда Гитлер показался в окне своего кабинета, приветствуя толпы демонстрантов, которые, словно коричневая лава, растеклись по берлинским улицам, помог многим жителям столицы понять, что в час триумфа НСДАП Германия оказалась на краю пропасти. Еще лет 10 назад никому бы в голову не пришло, что этот «шут с усиками провинциального парикмахера» станет первым лицом в Германии. Спустя годы в Нюрнберге прозвучат слова: «В 1923 году хватило бы семи полицейских, дабы разделаться с гитлеровским маскарадом в Мюнхене. Через 10 лет с этим справились бы 700 хорошо вооруженных солдат рейхсвера. Но прошло чуть более 20 лет после мюнхенского путча, и потребовалось пожертвовать 70 миллионами людей из разных стран мира, чтобы покончить с Гитлером».

Можно ли было в 1933 году остановить Гитлера? Можно ли было преградить ему путь в рейхсканцелярию, путь, на который он вступил в 1923 году, хотя тогда до победы ему оставалось еще совсем не близко?

Определенный интерес в этом отношении представляют исследования видного ученого-юриста Роберта М.В. Кемпнера, [17] покинувшего Германию после прихода Гитлера к власти и эмигрировавшего в Соединенные Штаты, где он принял гражданство США. В 1945 году Кемпнер вернулся на свою прежнюю родину и в качестве представителя американской прокуратуры принял участие в Нюрнбергском процессе, был заместителем главного американского обвинителя Роберта Джексона и имел доступ ко всей документации. Тридцать лет жизни Кемпнер посвятил изучению вопросов, связанных с приходом фашистов к власти в Германии. Некоторые из его работ будут неизменно представлять интерес для историков.

17

В этой связи следует отметить твердую убежденность коммунистов, а также многих прогрессивных людей в том, что наиболее реальным и серьезным препятствием на пути движения Гитлера к власти могло бы оказаться антигитлеровское единство немецких коммунистов-тельмановцев и социал-демократов. Последние, однако, пренебрегли призывом коммунистов-тельмановцев к общему сплочению рядов в борьбе против нацизма, за что впоследствии жестоко поплатились: многие из социал-демократов наряду с коммунистами были брошены в концлагеря и уничтожены там. Приводимое в данном изложении мнение Кемпнера — один из возможных вариантов воспрепятствования захвату Гитлером власти в Германии (прим ред.).