В ожидании героя. Книга 1. Ловушка для рейдера
Шрифт:
Понятно было, что речь могла идти только о непрочитанном письме. Однажды Мария обнаружила в почтовом ящике адресованное Ольге Сергеевне письмо, которое и было ей вручено. Реакция, надо отметить, была самой неожиданной. Свекровь, не распечатывая конверта, демонстративно отшвырнула его от себя… письмо и улетело за диван…
– Нам его с Вами не отодвинуть, – предупредила Мария свекровь, успевшую прозрачной ручкой ухватится за край спинки дивана. – Надо чтоб, по крайней мере, помог Илья… вот проснётся…
– Это когда же
Про то, что письмо почти месяц провалялось невостребованным где-то в углу, невестка само собой напоминать не стала. Она лишь повторила:
– Нам диван с Вами с места не сдвинуть… Илью…
Ольга Сергеевна недовольно перебила её:
– А, собственно говоря, что Илья?! Если мы, как ты упрямо утверждаешь, не способны сдвинуть этого монстра, то почему, решила ты, это сможет сделать Ильюша?! Мой сын – работник совершенно иной сферы деятельности… умственной… – И свекровь, вызывающе вздернув головкой в реденьких кудрявых кудельках, выбежала из кабинете.
Следом, щелкнув выключателем, вышла и Мария.
Она пила кофе, когда Ольга Сергеевна нарисовалась на кухне.
На автомате отхлебывая терпко-ароматный напиток, Мария в некотором недоумении взглянула на возникшую перед взором свекровь, вернувшую её из задумчивости: ускользающая мысль и слабым отзвуком не напоминала больше о себе.
Старательно причесанная, в стеганном, советских ещё времён, халатике, с болтающимся пустым рукавом свекровь буркнула обычное утреннее приветствие и деланно-флегматичным тоном сообщила, притом смотрела она старательно в окно:
– Мне сегодня гипс снимать…
– Когда? – Мария, допив последний глоток кофе, поставила чашку на стол.
– Доктор до трех принимает… – свекровь продолжала пристально
высматривать нечто в проявляющейся в предутренних сумерках улице. – Я сама доберусь… – И последнее, что произнесла тихо и с укором неведомо в чей адрес было: – Такси стало так дорого стоить.
– Я приеду ха вами, – отозвалась Мария.
Ольга Сергеевна отошла от окна и, пересиливая себя, на полувыдохе выдавила:
– Спасибо… спасибо, дорогая…
В коридоре Мария столкнулась с мужем, чуть не сбившем её. С полузакрытыми глазами, посапывая на ходу, он недовольно бросил:
– Рань-то какая… И, что, непременно надо в такую рань? – вяло возмутившись, Илья исчез за узкой дверцей с писающим малышом на рельефной картинке.
Скоро муж вернулся в спальню, где успевшая в темпе собраться Мария готова была выйти.
Илья, так и не проснувшись окончательно, мешком упал на сохранявшую недавнее тепло постель и,
головой; только, торопливо приоткинув одеяло, севшим от сна голосом ворчливо пробурчал:
– Маман вчера всю плешь проела: пора квартплату платить… и свет то же… – и вмиг отсутствующе засопел.
Мария с удивлением обнаружившая, что круглая залысинка на макушке мужа увеличилась в размерах, сказала:
– Оставила… вот на столе лежат… – и, закрыв кошелек, положила его в сумочку.
Вышла из подъезда. Тяжелая дубовая дверь с натужным стоном закрылась за ней.
Широким колодцем замкнутый двор сталинского дома, ужавшийся в
полумраке, – безлюден и глух.
Мутные утренние сумерки медленно рассеивались, обещая, что скоро-скоро зажелтеет небо и от восточного окрая земли солнце желтоватым сгустком покатится по небосклону, а пока, пробуя силу, новый день слабо-слабо белел.
Там и солнечный апрель, оправившись ото сна, к ночи закончит свой отсчёт. Впереди май… майские праздники… Мария глубоко вздохнула: опять не удастся съездить к сестре… давно не виделись… обещалась… в который раз обещалась…
Открыла машину. Села и, включив зажигание, отъезжать не спешила: столь яркий и подробный сон не отпускал… Ехать всё-таки надо: Мария нажала на педаль, – и тяжелый темно-зеленый джип плавно стронулся с места.
Дорога не отвлекла.
Москва в ранний час пустынной не была, хотя шумом и суетой ещё не подавляла. Меж тем далекое, ушедшее детство, расцвеченное вдруг до подробностей, накрепко угнездилось в потревоженной памяти и взволновало смятенное сердце.
Родителей своих Мария помнила смутно.
Отец был высок ростом. Крепок и кряжист. Все эти характеристики определились много позднее, когда рассматривались фотографии мамы и папы. А вот, что он был весел и добр, – воспоминанием определенно было личным. Папа мог подхватить дочь и, подкинув на могутные плечи, лихим скакуном носиться по комнате, подхлестывая себя и громко цокая языком, а задыхающаяся от счастья девочка подпрыгивала и тоже цокала языком.
И громко, взахлёб смеялась мама, успевая убрать с пути лихача то стул, то табурет. Такого заливистого смеха от мамы Маша больше никогда не слышала…
Отец дома бывал нечасто – бывал наездами. Появлялся, и уже скоро начинало звучать про «очередную вахту». Маше запомнилось это слово на всю жизнь. Слово казалось отчего-то мохнатым и тревожным.
Всякий раз уезжая на «очередную вахту», отец говорил, что там его ждёт какая-то «шахта». Что это такое? – девочка не знала. Однажды, отозвавшись на вопрос дочери, мама сказала, что это работа такая – «под землёй»… Только и это ясности не принесло: слово, как звучало пугающе, так таким и осталось, а уж, когда узналось, что папа на той шахте погиб, то и вовсе обрело зловещую окраску.