В ожидании Красной Армии
Шрифт:
Детская страшилка меня не образумила. Я пошел искать учителя.
Никакой музыки, зато в классной комнате тихий, но яростный шум.
Я открыл дверь. В. В. сидел за столом, а рядом два удальца что-то доказывали друг другу.
— Об чем ссора? — я подошел ближе.
— Пустяки, Петр Иванович. Извините, заставил ждать, — учитель поднялся навстречу.
— Ничего, ничего. Будем знакомы, — я протянул руку ученикам. — Петр Иванович, ваш доктор. А вы кто?
— Филипп, с двумя пэ, — смело ответил одни, другой же спрятался за В.В.
С
На столе лежала зажигалка — так мне показалось. Конфузливый попытался ее убрать, но неловко, она покатилась по столешнице, В.В. пытался поймать ее, но я опередил. Та еще реакция.
— Осторожно! — крикнул В.В.
— А что?
— Вдруг взорвется? Ребята притащили, в земле отковыряли. Запал гранатный или что-нибудь такое…
— Запал? Я не ветеринар, зато два года отслужил в саперной части. Нагляделся. Чуть зазевается служивый — и нет пальцев. Или глаз, — я тщательно осмотрел вещицу. — Нет, это не детонатор. И даже не зажигалка.
— А что? — не выдержал Филипп.
— Солдатский медальон, — я попытался раскрыть, развинтить его.
— Он лежал около… — начал было сконфуженный, но, ойкнув, замолчал.
Латунь хрустнула, и медальон переломился.
— Видите, не взорвался.
Из медальона выпала бумажка, сырая крохотная трубочка.
— Осторожно! — еще раз воззвал учитель.
Я расправил листок. Лиловые буквы расплылись. Химический карандаш.
— …алко…гре…— прочитал я вслух.
— Вы так стремительны, — укорил меня учитель. — Мы бы постарались сохранить медальон. Аккуратнее надо!
— А если бы это действительно оказался детонатор? — хотя стало неловко. Что на меня нашло? Пришел, увидел, поломал.
В шахматах это называют «импульсивным ходом» и наказывают матом.
— Но… — начал сконфуженный, и, дернувшись, замолчал.
Второй раз лягнул его Филипп.
Учитель положил бумажку в ящик стола. — Отошлю в криминалистическую лабораторию, там у меня знакомый есть.
— В лабораторию?
— Имя — единственное, что было своего у солдата. Если сумеем прочитать большое дело сделаем. Мы с ребятами, — он взъерошил волосы Филиппа — ведем кое-какую работенку. Больше некому.
— Опасно. Мины в земле, гранаты…
— Вот я им и твержу: найдете что случайно — сами не трогайте. Ясно?
— Ясно, — ответил за всех Филипп. — Пошли, — он потянул сконфуженного за руку, и тот послушно пошел.
— Стараются ребята, — В.В. повел меня назад. — чай поспеть должен, не хотите?
— Хочу.
— Тогда еще минутку.
Я опять оказался у карты. Карта старая, с ятями, ЕИВ топографического общества. Деревни густы, а в промежутках почти сплошь хутора, все больше с невеселыми названиями: Грязный, Соломенный, Гнилуши, Жалкий (деревня наша раньше хутором была), Провальный…
— Интересуетесь? — в каждой руке В.В. держал по стакану.
Подстаканники МПС, с крылатым колесом.
— Вот, сообразил,— он подсел к свободному от бумаг краю стола, пристроил стаканы, из кармана пиджака достал сахар, тоже железнодорожный, по два кусочка в фасовке. Цукор.
— Я всегда без этого, — отказался я от сладкого. — Любопытно, да. Что за села…
— История. К примеру, Самохатка. Исчезла деревенька, а ведь первая линия метрополитена там пролегла, с нее российское метро началось.
— Метрополитена?
— Не в Москве же пробные тоннели рыть. Провалится квартал, что тогда? А здесь геология схожа, вот в девятьсот восьмом и начали прокладывать. Потом война, революция. Возобновили в двадцатых. Кольцевой тоннель, паровоз бегал, с вагончиками. А в войну якобы ставка главкома была. По слухам. Но это вряд ли, немцы сюда уже в июле пришли. Но что-то, наверное, было…
Я пил чай, отдуваясь и вытирая невидимый миру пот, а учитель развлекал меня беседой, рассказывал о каменных бабах в соленой степи (семьдесят километров к югу), стоянке времен неолита (сорок километров к северо-западу, летом непременно нужно будет съездит, у учителя мотоцикл есть, у местных перекупил, починил, лучше нового), и прочих примечательностях.
— Откуда вы столько знаете? — решил удивиться я.
— Положено знать. Я по специальности историк.
— А что делаете здесь?
— Что и вы. Я в Душанбе работал. Даже по-таджикски немного выучился, но не помогло. Хорошо, живой.
— Я вчера тоже… краеведничал, — я перевел разговор с неприятного. — Окрест скитался, на мертвое поле забрел.
— Куда-куда?
Я рассказал.
— А, вы о стрельбище. Раньше, до войны, дивизия неподалеку стояла, стрелять учились.
— Стрелять?
— Наверное не скажу. Хоть и старый, а секрет. Тайна. Еще чаю хотите?
— Спасибо, нет. Кстати, вчера я и стрелка видел, — я рассказал о встрече с охотником.
— Это правда, — подтвердил В.В. — Нас предупреждали, чтобы за детьми приглядывали. Надеюсь, теперь спокойнее станет.
— Надеюсь, — я взял книгу, прощаясь. — Карточку заведете?
— Давно завел, Петр Иванович. Вы у меня активный читатель. Иначе нельзя. Нет книговыдач — ставку сократят. Десять минут в день уделяю картотеке, любая проверка слюной от восторга изойдет. Поросячество, конечно, но… Вы тоже … Пишите побольше, они писанину любят.
— Стараюсь. Кстати, а кто здесь до меня работал?
— Я потому и советую — пишите. Был тут Степанюк, фельдшер. Если к вам народ не спешит — ему спасибо, отучил.
— Правда?
— Назначит на ночь слабительного с мочегонным, еще и наорет. А чаще запирал медпункт и уходил, сутками пропадал. Говорил, охотится. Какая у нас охота…
— Странно.
— Честно говоря, я думаю, он здесь пережидал что-то. Прятался. Времена темные. Купил диплом, и пережидал.
— И долго он проработал?