В Париж на поминки

Зейналлы Назим

Не прошло и минуты, как на столе появилась новая бутылка.

– Это красное божоле, - Фуад разлил по фужерам и произнёс: - Запах розмарина чувствуешь? Может, теперь ты не будешь так строг.

– Постой, что ты ей сказал, отчего щёки её пылали и в результате это, - и я показал глазами на фужер с вином.

– Богатых и знаменитых всегда любят, надо такие слова знать, чтобы растопить сердце девушки, - подмигнул он мне и добавил.
–  Ты же меня этому в молодости сам учил. Что, забыл совсем?

– Конечно, забыл, столько лет прошло, - пробормотал я, взял в руки фужер, повертел её и отставил в сторону.
–  А художник должен быть скромным, бедным и голодным.

Мы

улыбнулись друг другу. Фуад зевнул, прищурил глаза и начал:

– Малик, мы здесь одни, на высоте не знаю сколько километров. Расскажи, что с тобой случилось после женитьбы. Не может человек так внезапно измениться, - и поднял фужер.
–  Давай за здоровье.

– Что ты хочешь услышать?
–  поинтересовался я.
–  Давай лучше выпьем за женщин.

– Николь тебя ждала, а ты не пошёл. Почему? Такую женщину обидел. Ты же в молодости прохода не давал девушкам. Я помню, какие были у тебя красавицы, а твои уроки обольщения.
–  не унимался Фуад.

– Не приставай. Это когда было, лет двадцать уже прошло.

– Нет, больше, двадцать два, - уточнил Фуад, и мы снова одновременно подняли фужеры с вином.

– Канпай!

– Канпай, - ответил я, не совсем ясно понимал смысл этого слова. Хотя чего здесь понимать, как и во всём мире, наверное, за здравие.

Я повернул голову и посмотрел на Фуада. По его лицу я понял, что он не отстанет, немой вопрос был написан на лице.

– Ты не отстанешь, как я понимаю. Ладно, так уж и быть, слушай,- смилостивился я.
–  Начну с самого начала. В то беспечное времена я любил и дружил, был глуп и беспечен, а голова забита музыкой, друзьями и красивыми женщинами. Тогда для нас кумиром были Джим Хендрикс, Майлз Девис, Эрик Клэптон. Ты их и не знал тогда.

– Зачем ты так, Джима Хендрикса мы слушали. Я до сих пор помню его «War Heroes». И Deep Purple…

– Чака Берри ты тоже знал?
–  невозмутимо спросил я.
–  Это время зарождения рока. Моя первая пластинка была такая, знаешь, гибкая, на” рёбрах”. Я её купил у старого универмага, хотя у меня не было даже проигрывателя. Всё началось в седьмом классе, когда я начал подрабатывать в нотариальной конторе. Почерк у меня был хороший, заполнял бланки, писал письма, в общем, помогал в оформлении документов и за это посетители «благодарили». Тогда для меня это были большие деньги, я мог себе позволить ходить, куда хочу, и тратить, как хочу. Начало самостоятельной жизни было беспечным и полным приключений. В конце рабочего дня обычно захаживали молодые женщины, которые недорого предлагали свои услуги. Это был первый опыт, и дальше меня уже удержать было невозможно. В старших классах я носил только фирменные шмотки, джинсы только “штатские”, рубашки “button doun”, туфли с “разговором” и “фордовский” клубный твидовый пиджак. После поступления в университет мне понесло по просторам Советского Союза и восточной Европы. В университете я понял, главное - продержаться первый год, а потом можно “сачковать”, пропускать лекции и сдавать экзамены кое-как. Студенты живут весело от сессии до сессии, а экзамены всего два раза в году. Летом я ездил гулять в Сочи или Ялту, на зимние каникулы, сдав в университете сессию, путь лежал в Москву, в гостиницу «Россия». На всё это нужны были деньги, и мне приходилось вкалывать в двух, а иногда и трёх конторах. Вот так во время последней поездки в Сочи в поезде я встретился с Нигяр. Она, тогда совсем молодая девчонка с комсомольским значком, после поступления на архитектурный факультет института возвращалась с мамой и тётей к себе в горное село. Весь путь от Баку, а это несколько часов, мы стояли в проходе и беседовали под зорким взглядом её родственниц. Нигяр

интересовало всё, что связано со студенческой жизнью. Помню, принесла и показала свои эскизы и картины, выставленные на экзамене. Молодая и смешная девчонка с красивыми чёрными глазами. Мы расстались только тогда, когда мать и тётя начали звать её, им надо было сходить на ближайшей станции. А я доехал до Сочи и, просидев в номере отеля два дня, собрался обратно. Подъезжая к станции, где мы расстались, я понял, что хочу её увидеть. Утром я был в их селе и, оставив сумку в чайхане, начал поиск. Село оказалось довольно большое, раскинувшееся в ущелье и разделённое на две равные части бурной горной речкой. Надышавшись свежим горным воздухом и отдохнув, я принялся гонять мяч вместе с сельскими ребятами. Слух о странном парне быстро распространился по селу, и я увидел рядом с воротами запыхавшуюся и улыбающуюся Нигяр.

Мне вспомнилось всё, как она подбежала ко мне и смотрела на меня удивлёнными глазами.

– Что ты здесь делаешь, - засмеявшись, спросила она.
–  Ты что, не уехал?

– Уехал и вернулся. Я тебе не всё успел рассказать про студентов, и ещё ты

обещала показать свои рисунки, - тяжело дыша, сказал я.

– Не ври, ничего я тебе не обещала, - и тихо добавила.
–  И всё равно я рада тебя видеть.

– Я сейчас уеду.

– Езжай,- вздохнув, сказала Нигяр.
–  У меня строгие братья. Я не хочу, чтобы они тебя…

– Я тебя найду, ты же приедешь к началу учёбы?

– На глупые вопросы я не отвечаю.

– Всё, до встречи в Баку.

После её приезда я каждый день поджидал её после учёбы и провожал до дома около прокуратуры республики, где она жила у своей тёти. Ты же знаешь Баку, тётка быстро выяснила по своим каналам всё про меня. Мы начали встречаться тайком, после занятий. Тётка, узнав, увезла Нигяр к родителям, а я через несколько дней вместе со своей роднёй поехал за ней. Не буду тебе всё пересказывать, но её родные поставили условия. Ты первый, кому я это рассказываю.

– Здесь, наверное, и начинается самое интересное?
–  оживился Фуад

Я подтвердил:

– Ладно. Я согласился с их условиями. Надеюсь, всё останется между нами, ты понимаешь…

– Нем как рыба. Клянусь, - и хлопнул себе по обросшей щеке.

– Слушай. Условия были такие. Мы, то есть я и её пять братьев поднялись на вершину горы. Выше виднелась высокая скала, разрубленная на две части. Мне надо было пройти к этой скале, встать между расщелинами на одно колено, правую ладонь прижать к земле и, нагнувшись к воде, произнести клятву верности.

– И что?

– Пошёл! Дорога к скале была крутой и заросшая травой. Добравшись и встав между скалами, я вначале услышал звук ветра. Подняв голову, я увидел, как с вершины скалы по капле стекала вода. Встал на колени, прижал руку к земле и, нагнувшись к воде начал произносить клятву. Не успел я закончить, с вершины скалы скатился небольшой камень, ударился о подножье скалы и вода загорелась.

Фуад хмыкнул:

– Вода загорелась? Малик, ты что, перегрелся, пока поднимался? А может, камень в тебя попал, из глаз искры, так что вода загорелась.

– Не знаю, как это случилось, но она горела. Я не только видел, но и ощутил тепло от неё на ладони. Посмотри, - и протянул ему правую руку.
–  Это круглое пятно след от него.

Фуад нагнулся и внимательно осмотрел ладонь:

– И что дальше?

– По дороге, у дерева, как мне и было сказано, я оторвал кусок от рубашки и завязал узел на ветке.

– Получается, ты тогда и завязал «узлом» это самое, - кивнув, не к месту пошутил он.

– Получается так. Теперь ты удовлетворён, надеюсь.