В Париж на поминки
Шрифт:
Они ещё раз сбегали, угостили меня кофе и, радостные, объявили, что за ними приехали клиенты и забирают на всю ночь.
Прощайте секс - работницы из бывшего “братского” социалистического лагеря. Видно не напрасно сказал известный французский моралист 17 века “Лёгкое поведение-это наименьший недостаток женщин лёгкого поведения”.
Во время ночной прогулки в районе площади Терне меня поразило количество бездомных и, что ещё сильнее то, что на тротуаре в куче тряпья спали бездомные женщины. Две из них были милыми француженками, сидевщими в соседнем переулке на порожке магазина и о чём — то негромко беседовавшими. Мне впервые приходилось видеть такое количество бездомных людей.
Потрясённый всем увиденным, я зашёл в кафе, огляделся и сел у окна. Слева от входа находился бар, где рядами стояли бокалы, фужеры и различной конфигурации бутылки. В углу сидел бармен и беседовал с официанткой. Кроме меня посетителей не было. Они посмотрели на меня и я, отложив в сторону меню, попросил
Когда он приблизился, я предложил ему присесть. Выглядел он неважно, как человек, которого только что подняли с постели. Волосы взъерошены, рубашка вылезла из штанов и застёгнута не на те пуговицы. Я улыбнулся.
Зейд возбуждённо прошептал:
– Рardon,monsieur Malik.Еxcusez, - сел рядом, затем встал, взял меня за локоть и, смущаясь, вывел из кафе под навес.
Я удивлённо и с насмешкой следил за его чудачествами. Взяв меня теперь обеими руками за локти, он что-то начал торопливо говорить, но что, я не мог понять. Единственное, что я понял, это что ему нужна помощь. Затем потянул меня за рукав к проезжей части, где у тротуара стояла “ Honda” хетчбек. Зейд приглашал меня сесть и куда-то поехать, как я понял, по важному для меня делу. Наши препирательства могли бы продолжаться до бесконечности, поскольку Зейд проявлял завидное упрямство и, в конце концов, я уступил и сел в машину. Зейд радостно сел за руль и нажал на газ. Как я понял, мы едем к центру города, это уже было хорошо и как-то успокаивало. На площади Согласия он выскочил из авто и понёсся к египетскому обелиску. Встал перед гигантским сооружением и начал размахивать руками. Вернулся, что-то меланхолически пробормотал, и мы молча двинулись дальше. Около здания, на фасаде которого была огромная реклама духов, машина завернула за угол и, проехав до конца квартала, остановилась. Зейд быстро вышел из машины, обогнул её, открыл дверь и пригласил меня выйти. Мы стояли перед небольшим двухэтажным зданием где-то в центре Парижа. Вернее, здание было одноэтажное, но с высоким цоколем, где-то в полтора метра высотой. Здание имело три входа: чугунные ажурные ворота по центру и массивные резные двери по бокам. У тротуара рядами стояли машины, но людей на улице не было видно. Только в конце квартала несколько молодых ребят, явно студенты, что-то кричали по-немецки. Постояв несколько минут в оцепенении, я поспешил за беднягой, который без всякого предупреждения бросился к правому входу. Он не вошёл, а буквально вбежал в здание, наклонив голову вперёд и приглашая меня за собой. Войдя в зал, он остановился, открыл большие резные двери и махнул мне рукой, показывая, что мне надо идти, но уже без него. Я оглянулся и, никого не увидев, заглянул за дверь и сделал несколько шагов вперёд. Повернув голову, увидел, как Зейд торжественно закрыл за мной створки. Весь его вид говорил: иди, всё будет нормально. Простояв несколько минут в тишине, я сделал шаг вперёд, хотя разум мне советовал противоположное. Освещение было скверным и, прождав целую минуту, я обратился в пустоту:
– Есть здесь кто-нибудь?
Никакого ответа. Я подождал ещё. Пахло мускусом. Размышляя, куда теперь двинуться, огляделся. Жаль, Фуада не было рядом, а то пропустил бы его вперёд. Не успел я сделать и трёх шагов, как глаза начали привыкать к полумраку, впереди среди колонн я увидел сидящих на ковре трёх старцев, о чём-то увлечённо беседующих. Быстрыми шагами подошёл к ним, когда они заметили меня, остановился. Один из них встал, поклонился и, повернувшись, начал спускаться по лестнице. Из окна доносились звуки музыки. Подойдя к раскрытому окну, я замер. Весь город и площадь были как на ладони, весёлые и нарядно одетые мужчины и женщины, ловко двигая телами, плясали посреди площади. Мужчины были в тёмных брюках, широких красных поясах и белых рубашках с объёмными рукавами. Их руки в танце двигались, разрезая воздух как мячи. Женщины были в длинных платьях, облегающих спереди и с широким шлейфом сзади. В руках они держали большие веера или шали, которые то закручивались вокруг женских станов, то кружились в воздухе как языки пламени. Танец сопровождался звуками гитар, ударами каблуков и ритмичными хлопками в ладоши. Рядом, танцуя, по площади носились дети. Это было карнавальное гулянье. За площадью виднелся прекрасный дворец с восьмигранными фонтанами. Сады окружали город со всех сторон. Залюбовавшись этой красотой, я не заметил, как ко мне подошёл старец, который ушёл, увидев меня. Сузив глаза, он пристально смотрел на меня, держа в руках небольшую квадратную доску с орнаментом. Смерив меня испытующим взглядом и передав мне эту доску, он рукой указал на украшенную цветным витражом дверь. Войдя в неё, я оказался в царстве воздуха, пышной вьющейся зелени и
На обратном пути передо мной возник старец, он ждал меня. Я вернул ему доску и встал у окна, откуда доносились крики. Посреди площади горели костры, люди в капюшонах и с крестами на груди жгли женщин. Их детей скованных цепью гнали в монастыри. Среди людей с капюшонами я разглядел одного из трёх старцев сидевших на ковре. Инквизиция?! Крестом и мечём прекрасная страна, одна из наиболее цветущих частей Европы, была стёрта с лица земли. Несметные богатства были разграблены и уничтожены корыстными церковниками, а религия служит для этого поводом. Безразличный к чужой беде мир погрузился во тьму и мрак, озарявшийся лишь огнями костров. Мне вдруг вспомнилось, как то-же самое произошло с моей родиной. Потрясённый, я вышел на улицу. Ко мне подошёл Зейд и хрипло сказал:
– Аль — Андалус, Кадис, Севилья, Мадрид, Кордов…
Мы стояли в растерянности, опустив головы, думая каждый о своём. Я - о наших потерях и боли - Шуша, Ходжалы, Лачин, Иреван, Агдам…
Зейд заторопился и, как бы оправдываясь, произнёс:
– Намаз.
Я понял, ему надо на молитву перед восходом солнца. Мы попрощались. Париж был совершенно пуст, будто вымер. Я взглянул на часы - десять минут шестого. Оглянувшись по сторонам, я быстрым шагом пошёл в сторону отеля, слыша только эхо своих шагов.
Фуад ещё спал, и вещи были разбросаны по всей комнате.
– Вставай, сокровище с гор. Чего разлёгся как мумия в пирамиде. Мы опаздываем.
– Кофе хочется, - сказал он сквозь сон.
– В постель?
Он скорчил гримасу и повернулся на другой бок.
– А где наша подружка Юсико? Что-то я её не вижу… В туалете её нет. Не беги, - только успел я крикнуть ему в спину.
Фуад повернулся и посмотрел на меня удивлённо.
– А где она?
– обвёл взглядом комнату и продолжил:
– Малик, она не могла просто так исчезнуть. Может она пошла что-нибудь купить, - с надеждой сказал он, натянул на себя рубаху и штаны, сел в кресло и уставился на меня.
– Ну да, в шесть часов утра сюрприз тебе сделать решила, побежала за японскими лунными пончиками. Ты дверь закрывал?
– Да, конечно.
– Значит, её не украли. Вернее всего, она сама ушла, даже не посчитала нужным попрощаться. Не справился, получается. Видно пончиков объелся, вот и результат. Улетел наш «жаворонок». Что теперь про нас в дружественной Японии подумают? Вот, оказывается, какие они, хвалёные кавказцы.
– Это не смешно. Нет, дело не в этом. Под утро мне сквозь сон показалось, что слышу плач. Как только я обнял её, он прекратился.
Мы оба ринулись к кровати. Подушка была влажной, если не сказать больше.
– О чём это говорит? Как ты думаешь? Только прошу без иронии, - буркнул он.
– Это говорит о том, что надо оставить пару евро горничной и собираться. Поговорим по дороге в аэропорт, уже почти половина седьмого.
Через десять минут мы перешли площадь и очутились на улице Терне. Остановили такси, Фуад сел спереди рядом с водителем и автомобиль на хорошей скорости понёсся по дороге в аэропорт. Фуад несколько минут сидел, пристально глядя куда-то вниз, потом повернулся и пристально глядя на водителя, что-то ему сказал. Своё плохое настроение он явно собирался на ком-нибудь сорвать.
Водитель недовольно фыркнул и нахмурился, но Фуад так просто не собирался отставать, и он снова уткнулся вниз, показывая водителю на счётчик. Водитель окинул нас хмурым взглядом и устало отмахнулся.
– Ты видел, Малик, этот французский олень держит нас за фраеров. Включил счётчик по ночному тарифу и думает наколоть нас. Размечтался. Нет, я не против, но ты культурно попроси, мы разве не дали бы. Теперь хрен он получит, а тебя прошу, не вмешивайся. Я ему сам всё объясню на доступном языке.