В пасти Джарлака
Шрифт:
— Я-то по делу валялся. Пострадал в бою, в отличие от тебя.
— Я тоже пострадал в бою… а точнее — в войне.
«Опять бредит», — подумал я.
— В войне полов, — горько усмехнулся Васян.
Оказывается, это был не бред, а шутка. Может, на поправку пошел, раз ёрничает.
Однако положение только ухудшалось.
Третью неделю друг в основном провалялся без сознания. Лишь изредка приходил в себя, да и то нес какую-то ахинею.
Ариэль уже смотрела на него не с презрением, а с жалостью. Помогала мне готовить травяные
С каждым днем мне становилось все страшнее. А что, если Стольник вообще не поправится? Нет, такого не может быть. Надо настроиться на оптимистический лад. И думать! Потому что дни утекают как вода. Если так будет продолжаться, мы не успеем вернуться к порталу. Долбаная болезнь загоняет нас в цейтнот!
Шарлатанистый лекарь уже достал со своими клизмами. И хотя Васян заслужил такое унизительное и малоприятное лечение, но никакой видимой пользы оно ему не приносило. Эх, был бы здесь Мерриор! Его грибочки пришлись бы как нельзя кстати!
Пошла четвертая неделя!
Больной не приходил в себя уже пять дней подряд! Только мерно вздымающаяся грудь говорила о том, что он еще жив.
Вечером все собрались возле постели Васяна. За окном хлестал дождь и сверкали молнии. Из-за погодных условий Дитер отменил поход в бордель, а Зябба — в кабак. Даже кардинал зашел навестить больного. Василий словно почувствовал, что все друзья стоят в изголовье, и открыл глаза.
— У меня для тебя хорошая новость, сын мой, — провозгласил Маззини.
— Я… п-поправлюсь?
— Вряд ли.
— А ч-что за… новость?
— Несмотря на позорное заболевание, я буду отпевать тебя лично! Редкий усопший удостоится такой великой чести!
Услышав сие, Васян вновь потерял сознание.
— Я думал, он обрадуется, — произнес кардинал с легкой обидой в голосе. — Ну ладно, дети мои, я пойду. Дела, дела.
Кардинал вышел. В комнате повисла скорбная тишина. Ариэль гладила Васяна по лбу, Ника опустила глаза, даже всегда шумные Зябба и Дитер притихли.
— Может, повезем его к Мерриору? — спросил я.
— Лекарь говорил, что Васька не перенесет дороги, — отозвался Жорик.
— Да пошел этот лекарь! — взорвался я. — Что, ждать, пока Стольник тут умрет?! Так хоть какой-то шанс. Повезем его в повозке.
— Откинется хлюпик, — сказал Дитер. — От тряски загнется.
— Надо ехать! — вступила Ника. — Деда обязательно поможет. Сколько можно лежать! Он так скоро плесенью покроется.
— Поедем, — согласился я. — Стой! Что ты сейчас сказала?!
— Что деда поможет.
— Нет, не это… Плесень. Нам нужна плесень!
— На хрена? — осведомился Зябба.
— Помнишь, — обратился я к Жорику, — нам химик рассказывал, что первый антибиотик — пенициллин — получили из плесени?
— Ну… — неуверенно отозвался Пухлый. — Вроде что-то говорил.
— Плесень — природный антибиотик. Где ее взять?
— Этого добра в погребах хоть отбавляй. Там есть орочий сыр — он похож
Я и Жорик направились в подвалы за спасительным заплесневелым сыром.
— Его орочьим назвали потому, что плесень зеленая? — полюбопытствовал я, когда мы спускались в погреба.
— Нет, не поэтому. О том, как возник рецепт этого сыра, целая легенда имеется. Мне кардинал рассказывал. Хочешь послушать?
— Валяй.
— Однажды одного орка посадили в тюрьму.
— За что?
— Легенда об этом умалчивает. Да мало ли за что? Он ведь раб был. Ошейник не хотел носить или хозяину рыло начистил. Это не важно. В общем, кинули его в камеру и держали на хлебе и воде. Садисты, скажи же, Петька!
Я кивнул.
— Орк, естественно, к такой пище даже не притронулся, — продолжал Жорик, — требовал, чтобы ему принесли нормальную еду — пива и мяса. Через несколько дней идейной голодовки заключенный начал чахнуть. Тогда хозяин, испугавшись за свой товар, приказал дать орку сыра. — При этих словах Жорик облизнулся. — Ох, сыр в Лареции хорош! Пробовал, Петька?
Я мотнул головой.
— Жаль. Обязательно попробуй! Ну ладно, вернемся к легенде. Угадай, что сделал этот безмозглый орк? Он швырнул вкуснейшее лакомство в угол; сказав, что такое дерьмо орки не употребляют. Сыр лежал себе спокойно в уголке и постепенно плесневел. Через несколько дней зеленого выпустили, а тюремщик обнаружил кусок сыра, который уже дошел до кондиции. Поскольку надзирателей, как и заключенных, кормят не шибко, тот не побрезговал заплесневевшим продуктом. Вкус оказался восхитительный. Тогда неглупый тюремщик уволился, продал дом и открыл собственный сырный бизнес. Не прошло и месяца, а он уже сказочно разбогател. А потом в благодарность выкупил орка и сделал его охранником в сырной лавке. Сыр же стали называть орочий. Такая история. О! Уже почти пришли.
Ступени кончились, Жорик отворил дубовую дверь. Чтобы попасть в кладовую, надо было пройти через винные погреба. Пол в них оказался завален опустошенными бутылками и перевернутыми бочками. Полки, когда-то ломившиеся от вина, были уныло пусты. На них не хватало только таблички: «Здесь побывали Зябба и Дитер!»
Мы пробрались через разоренные винные погреба и вошли в кладовую. На стеллажах стояли покрытые паутиной корзины, банки с соленьями, лежали какие-то мешки. Корзины оказались заполнены круглыми головками сыра.
— Вот он. На, отведай! — Жорик протянул орочий сыр.
Я откусил маленький кусочек, больше из любопытства, как-никак — целая легенда. Не знаю, какой на вкус рокфор — не доводилось пробовать, но этот оказался очень даже ничего. Будем лечить Стольника настоящим деликатесом.
Мы вернулись в комнату больного с четырьмя увесистыми головками сыра. Ариэль срезала плесень, и Жорик приготовил из нее отвар. Он получился мутным и жутко зловонным. Поможет ли это Васяну? Остается только надеяться.