В паутине греха
Шрифт:
— До чего же вы глупы и упрямы, — в гневе воскликнул он. — Разве я не говорил сегодня, что приехал исключительно из-за вас? Неужели вы думаете, что мне есть хоть какое-нибудь дело до сплетен кучки болтливых баб, которым больше нечего делать, кроме как хвастаться своими собаками и копаться в мелких дрязгах своего крохотного мирка? Я намерен хорошенько проучить вас.
Потрясенная внезапной страстью его порыва, Эмма, сжавшись, сидела в углу, слушала, как дождь стучит в окно, и недоумевала: неужели он решил
— Ну, что? — едва сдерживаясь, выдохнул он, не услышав от нее ответа. — Я вас напугал или вам все равно?
— Я… я не знаю, что вы хотите услышать в ответ, — заикаясь, произнесла она наконец.
— Так-таки и не знаете? Могли бы извиниться за прошлые необдуманные поступки… сослаться на ошибки ранней молодости, но, возможно, при сложившихся обстоятельствах объяснения — пустая трата времени. Вряд ли я имею право требовать каких-либо объяснений, поскольку вы мне ничем не обязаны, мы ведь всего лишь знакомые.
— А с какой стати мне извиняться? — холодно спросила она. — Как вы сами заметили, я вам ничем не обязана; моя жизнь и то, как я живу, — исключительно мое личное дело.
Он был слишком рассержен, чтобы удовольствоваться столь кратким и бесстрастным ответом, и саркастически заметил:
— Конечно, и в таком случае я должен извиниться за непрошеное вторжение. Но не кажется ли вам, что ваш друг Доусон слишком стар и потаскан, чтобы вновь пробудить былые юношеские мечты?
Она почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, и, прежде чем успела сообразить, что делает, размахнулась и влепила ему звонкую пощечину. На какое-то мгновение она вдруг испугалась, что сделала именно то, что могло бы заставить его претворить в жизнь свою угрозу проучить ее, но он лишь поудобнее устроился за рулем и включил зажигание.
— Я, наверное, заслужил это, — заметил он, и, что странно, в его голосе не было даже намека на злость. Эмме стало стыдно за свою несдержанность.
— Извините, — сказала она, — я никогда в жизни не делала ничего подобного.
— Думаю, что нет, Эмма Пенелопа, — сказал он с обычной насмешливо-терпеливой интонацией и снова стал самим собой.
— Говорят, что все когда-то происходит впервые, так что я на вас не держу зла. Пожалуй, я даже узнал кое-что интересное. Между прочим, наш друг Доусон, случайно, не женат?
— Он в разводе, и я не понимаю, какое до этого дело вам, — ответила она, будучи слишком усталой, чтобы придать своему ответу надлежащий оттенок презрительности.
— Ну, я все-таки чувствую себя ответственным за вас, — сказал он. — В конце концов, ведь это я нашел вам эту работу, присматривал за вами. Я вас даже зашивал, если только это говорит в мою пользу.
Она предприняла последнюю попытку отстоять свою независимость, освободить его от каких бы то ни было дальнейших заблуждений.
—
— Вы уверены? Ну, кое-что я все-таки могу сделать, чтобы проверить на прочность вашу хваленую независимость. Я бы, например, мог попросить вас выйти за меня замуж, поскольку не верю, что ваш пожилой ухажер намерен двигаться именно в этом направлении. Не надо так удивленно на меня смотреть, я не заставлю вас смущаться и отказывать мне, бедное дитя, — сказал он и потрепал ее по голове, словно щенка, которого надо было приободрить, а затем, не дожидаясь ответа, включил газ и вывел машину на шоссе.
Глава 9
Остаток пути Эмма помнила очень смутно, поскольку по дороге уснула и проснулась, лишь когда Макс подъехал к своей клинике в Чоуде, собираясь осмотреть лапу Флайта, прежде чем отвезти их обоих — Эмму и собаку — домой.
— С вами все в порядке? — спросил Макс, закончив осмотр, и его вопрос прозвучал мягко, но как-то безразлично. Сейчас, в белом халате, окруженный аккуратными рядами полок с инструментами и оборудованием, среди всей этой стерильной чистоты, он больше не был похож на человека, способного поддаться силе чувств и прочим человеческим слабостям, и Эмме, еще не вполне отошедшей от сна, показалось, будто все услышанное в машине приснилось ей.
— Вы на самом деле просили меня выйти за вас замуж или мне это приснилось? — спросила она, сознавая, что вопрос звучит не только абсурдно, но и навязчиво, и сразу же почувствовала, как внутри у нее что-то съежилось, услышав, как он ободряюще ответил:
— Нет, не просил, так что забудьте обо всех запутанных событиях сегодняшнего вечера, и давайте я отвезу вас домой.
— Да. Айрин, должно быть, давно хочет уйти. Она не любит оставаться сверхурочно, — сказала Эмма, продолжая стоять посреди кабинета, словно все еще не могла решить, что ей делать дальше.
Надевая пиджак, он задумчиво смотрел на девушку, задавая себе вопрос о том, что она запомнила из происшедшего по дороге, и думая, какой юной она выглядит сейчас, с ее сонными, правдивыми глазами, отрешенно уставившимися на него из-под по-детски нахмуренного лба, и бледными, подрагивающими от усталости губами.
— Я подвезу Айрин в деревню, после того как мы устроим на ночь Флайта, а вы, Эмма Пенелопа, немедленно отправитесь в постель. — С этими словами он сунул поводок Флайта ей в руку, выключил свет в кабинете и осторожно подтолкнул ее к выходу.