В паутине сладкой лжи
Шрифт:
Я крутился на кресле и ждал, когда же придет раздастся шарканье двери. Предвестник ее шагов и кроткого «Доброе утро, я пришла».
Специально не смотрел на часы, потому что понял — дурацкие стрелки работают против меня и тормозят время. Оно, как капроновые колготки, растягивалось и становилось каким-то громоздким, почти бесконечным.
Вдруг раздался стук ее шагов. Я еле сдержался, чтобы не посмотреть на экран телефона, все внутри меня, все заводские воронцовские настройки кричали, что нужно узнать, который сейчас час. Отметить, опоздала она или
— Доброе утро, я пришла! — Она заглянула в кабинет, и показалось, что солнце в окне стало светить ярче. Только окно находилось слева от меня, а яркий, ослепительный золотой свет наполнял комнату с другой стороны. — Ой! Вы обычно приходите позже. Будильник сломался?
— Молчи, — перебил я ее. — Сегодня ни слова о времени, договорились?
Тина нервно сжала длинные ручки своей холщовой сумки и кивнула. Неуверенно, робко. Переведя взгляд на ее тонкие пальцы, я заметил, как они до белых костяшек впились в выбеленную бязь. И скрутили ручки. Будто выжимали мокрое белье на реке.
— Разве не эту сумку у тебя украли?
Она вздрогнула, но глаз на меня не подняла.
— Эту, но я сшила такую же. То есть, похожую. Я не очень хорошо шью, но такая модель совсем не сложная, даже простая, я и выкройку не брала, делала все на глаз.
Сумка выглядела большой и вместительной. Судя по топорщащимся углам ткани, в ней болтались папки, кошелек, книга, кнопочный телефон и емкость для обеда.
Но чего там точно не было, так это карманов, ни внешних ни потаенных, так что грабителям в следующий раз не понадобится вырывать ее у Тины. Достаточно вспороть дно или достать все нужное сверху. Это даже проще, ведь молнии там тоже не было, и только теперь я заметил трогательные, неровные строчки и маленькую вышивку на ткани. Три ромашки с листьями.
— Пойдем.
— Куда? — Не поняла Тина, но покорно вложила пальчики в протянутую ей ладонь.
— В магазин. За новой сумкой.
— Это лишнее.
— Не спорь. Тем более, что ограбили тебя по пути с работы, так что этот случай входит в твою страховку, и я обязан компенсировать потери.
— Правда, — она удивленно подняла глаза вверх и наконец посмотрела на меня. Такая красивая. Нежная. Моя девочка-лето.
Мне захотелось обнять ее, но пальцы застыли в нескольких сантиметрах от кожи, а потом безвольно опустились вниз. Главное не испугать. Не поторопиться.
Я натянул на лицо деловую улыбку, больше похожую на оскал.
— Нет. Не правда, но там за окном август, и если я не увижу сейчас, что происходит на улице, то все, второго шанса не будет. Я очень хочу гулять по Москве, есть что-то вредное и покупать шарики с гирляндой внутри, у тебя были такие?
— Никогда, — от восхищения Тина даже дышать перестала. Вдохнула, а как обратно — забыла. Так и стояла с широко открытым ртом и во все глаза смотрела на меня. Будто вместо головы у меня был тот чертов воздушный шар.
Его я купил ей в первую очередь.
— Если бы я знал, что тебя это так обрадует, платил тебе премию воздушными шарами.
— А у меня была премия? — Увидев недоумение на моем лице, она заливисто рассмеялась. И когда я шагнул в ее сторону, обняла руками шар, будто боялась, что именно его я и хочу забрать.
Я не спешил. Остановился. Замер, чтобы не спугнуть свою маленькую птичку.
— А куда теперь? — Тина рассматривала прохожих с Арбата, таких же ярких, как цвета ее платьев и уважительно кивала головой. Я же наоборот — с ужасом ждал, какие еще безумные оттенки напялит на себя Скобеева после этой экскурсии в мир фриков. После того как мимо нас прошла бабушка во всех оттенках розового, решил — пора уводить свою принцессу из этой сказочной опушки. Куда-то в приличное место.
— А куда бы ты хотела, Алевтина?
Она привыкла к тому, что я звал ее иначе. И потому всякий раз вздрагивала при звуках полного имени, будто оно ей больше не принадлежало. Но только не в тот день.
Отведя руку с шаром в сторону — огоньки подло слепили ей глаза, Тина подняла упрямый подбородок и прохрипела голосом бывалой женщины:
— В луна-парк. — А увидев мое замешательство, добавила: — Кататься на каруселях и есть сладкую вату.
Мы так и не стали есть на улице. Я не разрешил. Повел ее на летнюю веранду, чтобы сидеть в широких разлапистых креслах и глазеть на прохожих. Хотелось до пьяна напиться этим августом, этим воздухом, и женщиной напротив меня.
Тина елозила в нетерпении. Или в ужасе. Я закрыл для нее меню, чтобы она не видела цен и выбрала действительно то, что хочет.
— Здесь очень дорого?
— Неприлично. Чтобы накормить здесь тебя придется брать кредит.
Кресло предупреждающе скрипнуло, а я поймал Тину когда она уже собралась встать и побежать куда-то в сторону киоска с пирожками.
— Давай по порядку. Что ты любишь?
Она обмерла и задумалась. Лоб хмурился, брови насуплены, а на лице самое серьезное выражение:
— Обычно я готовлю…
— Нет, ты не поняла. Что ты любишь? Больше всего? Чтобы ты ела на завтрак, обед и ужин, если бы в холодильнике были любые продукты.
Кажется, девчонка любила игры. Точнее загадки. Потому что сразу после этого вопроса глаза ее азартно сверкнули, а сама она подалась вперед, и, закрыв ладошками папку с меню, прошептала:
— Блины. С икрой! — И пока я не успел подумать, откуда аристократические замашки у такой скромницы, добавила: — Кабачковой.
Мой стон было слышно даже на Эвересте. Я был готов положить перед Тиной звезду с неба, а ей хотелось кабачков. Прекрасно понимал, откуда такие желания: семья Скобеевых жила бедно. Очень бедно. И вряд ли Алевтина видела дорогие вещи, вкусную еду, другие страны. И конечно ей ничего этого не надо, потому что девчонка просто не знала, что так можно.