В плену отражения
Шрифт:
— Не буду, — коварно усмехнулась я. — Отпущу бороду. Длинную-предлинную бороду. И усы. Как на его портрете. Он там похож на гнома.
Я пошла в спальню и принялась стаскивать с себя одежду. Бесконечные крючки, пуговицы, ремешки, шнурки — просто ад! Я не представляла, как буду все это возвращать обратно, но особо не беспокоилась. Можно было ходить вообще голышом — никто бы не заметил.
— Что ты там делаешь? — крикнул Тони.
— Раздеваюсь.
— Зачем? — испугался он.
— Хочу посмотреть на себя в зеркало. То есть на Мартина.
— Ты спятила?!
— С чего вдруг? Надо же узнать, что мне досталось
Тони не сразу нашел что ответить. Помолчав, он выдал убийственный, по его мнению, аргумент:
— Это она, а не я. А ты сама собираешься пялиться на постороннего голого мужика. Притом что твой муж находится рядом.
— Ты сам-то слышишь, что говоришь? — захохотала я. — Это не посторонний голый мужик, сейчас это мое тело. Мы с ним в туалет вместе ходим, куда уж интимнее. Сколько я еще в нем проживу — одному богу известно. Может быть, всю оставшуюся жизнь.
Неловкими, непослушными пальцами я стащила с себя все и встала перед зеркалом. В этом не было ни капли эротического. Я просто обживала свой новый дом, знакомилась с ним. С Маргарет было легче — я попала в ее тело, когда она еще была девочкой, и успела привыкнуть к нему. К тому же она — как и любая женщина — проводила перед зеркалом немало времени, критически изучая свое лицо и фигуру. Кстати, фигуры у нас были очень похожими, а я на свою — ну, может, за исключением некоторых незначительных деталей, никогда не жаловалась. И в этом была еще одна причина, по которой мне хотелось увидеть тело Мартина.
Немецкое платье с его странными пропорциями не позволяло должным образом оценить сложение. Я знала только, что Мартин достаточно высок и крепко сложен, но под вамсом у него могло быть пузо, а под безобразными штанами-буфами — по-женски толстая задница. Во время их с Маргарет лесных свиданий они никогда не раздевались, ну а потом, когда встречались у нее в комнате по ночам, было темно. На ощупь? Ну, это как те слепые, которые подобным способом исследовали слона. Каждый составил себе представление, отличное от других. И от оригинала.
Казалось бы, какая разница? Не все ли равно, что за оболочка досталась мне в этой псевдожизни? Но… нет. Мартин раздражал меня, так сказать, по факту. С самого начала, с первой минуты. Однако теперь, когда мы с ним оказались в принципиально иных отношениях, я должна была к нему как-то привыкать. И если к лицу я уже более или менее притерпелась, то с телом еще даже толком не была знакома.
Впрочем, все оказалось неплохо. Положа руку на сердце, даже не хуже, чем у Тони. Вполне приличная мужская фигура. В наше время его вполне могли бы пригласить рекламировать, например, спортивное питание. Или нижнее белье. Так что смотреть на себя в зеркало было не стыдно.
— Ты мне не поможешь? — попросила я, запутавшись в крючках и пуговицах.
— Еще чего? — мстительно отозвался Тони. — Как раздевалась, так и одевайся обратно.
— Ну и пожалуйста, — хмыкнула я. — Ты ведешь себя как настоящая тетка в это время. Женские гормоны заставляют тебя вредничать и капризничать.
— Может, ты пойдешь погуляешь? — окрысился Тони. — А мы с Маргарет повышиваем. Вот знаешь,
— Ну а что? — я вернулась к нему. Застегнуться не удалось, но я надеялась до вечера ничего не потерять из одежды, а там уж Мартин сам разденется и утром снова оденется. — С работы тебя, наверно, уже выгнали. Сможешь продавать хэндмейд. Или портреты писать.
— А ведь правда, — Тони даже пяльцы отложил. — Я всегда жалел, что не умею рисовать. Если все будет как с тобой…
Он так обрадовался, что даже забыл о необходимости дуться и злобничать. Равно как и о том, что для начала надо как-то вернуться домой. Карибский кризис улегся сам собой. Элис наконец ушла. Конечно, она нас не видела и не слышала, но все равно ее присутствие раздражало. Мы устроились на кровати немного поболтать.
Сначала обсудили вчерашний эксперимент, потом я рассказала об иголке в растоне.
— Да, Мартин тут нажил врагов, — ничуть не удивился Тони. — Стоун облизывается на Маргарет с первого дня, как мы сюда приехали. Думаю, представляет ее, когда спит со своей тощей женой.
— Жаль, что он меня не может услышать. А так можно было бы его попугать. Сказать, что в сентябре его жена забеременеет и в ночь на первое июня родит мертвую девочку. Странно все-таки, что он взял ребенка Маргарет.
— Не вижу ничего странного. Таким мерзавцам хочется власти. Любой. Пусть даже над маленьким ребенком. Мы же не знаем, как он с ним обращался. Сомневаюсь, что хорошо.
— Знаешь, Тони, меня Мартин всегда бесил, но вчера почему-то мне стало его жаль. Еще до иголки.
Я рассказала Тони о поцелуе розы, о том, как мне стало стыдно за свои насмешки над их отношениями. Он долго молчал, потом повернулся ко мне.
— Ты бросаешься из крайности в крайность, Света. Я тоже думал об этом, когда Мартин ушел, и я остался один. На самом деле жизнь не роман и не картинки на заборе. Она и то, и другое. И даже не попеременно. Все зависит от ракурса. Иногда встанешь в позу играть трагическую роль, а кругом — комикс. Или думаешь: ах, жизнь — театр. Присмотришься повнимательнее — ан нет, цирк и зоопарк. Ну а то, как другие смотрят на твои чувства… Ты знаешь историю короля Эдуарда VIII?
— Который отрекся от престола, чтобы жениться?
Историю эту я знала довольно хорошо, но если человек хочет тебе что-то рассказать, почему бы не позволить ему это сделать?
— Да. Он женился на американке Уоллис Симпсон. Она дважды была разведена. По закону о престолонаследии король должен одобрить брак любого члена своей семьи. Однако самому ему никто не указ. За одним исключением: он не может жениться на католичке.
— Разве Симпсон была католичкой?
— Нет. Но есть еще один тонкий нюанс. Король — глава англиканской церкви. И что дозволено рядовому члену церкви, не дозволено ее руководителю. Формально человек, бывший супруг которого еще жив, в глазах церкви не является свободным. Твой нежно любимый Генрих VIII не разводился — он аннулировал свои неудачные браки, а это большая разница. Была бы миссис Симпсон дважды вдовой — никто бы и слова не сказал. Но я не о том. Одни считают их взаимоотношения величайшей историей любви XX века. А другие — что слабый и недалекий человек предал свою страну, свой народ, попав в лапы хитрой, корыстной и развратной женщины. Ну а истина, как обычно, где-то посередине. Да что там король. Взять нас с тобой.